— Водка у бармена, — огрызнулся субьект, теряя интерес к разговору. — Я тебе о деле говорю!
— Да пошел ты со своими делами! — зверея предложил Сергей. — Чихать я на них хотел!
Субъект злобно зыркнул крысиными глазенками и отвалил.
— Это кто? — чирикнула выпорхнувшая из дамской комнаты Наташа. — Твой приятель?
Сергей обворожительно улыбнулся — мол, какие приятели, если рядом такая девушка!
— Не-е! Обознался чувак, за кореша принял.
Наталья порылась в висящей на запястье сумочке, на свет появилась новая «чупа-чупсина». Полные губы призывно вытянулись, конфета исчезла за щекой…
Сергей вытер вспотевший лоб.
— Пойдем в зал? — невнятно промурлыкала девица.
— В зале душно, потом воняет… — глядя чуть в сторону пробормотал Шабанов, — а на улице солнце полночное, птички… Лепота!
Наталья задумчиво почмокала конфетой. «За дискотеку сто рублей отдано — читалось на глуповатой мордашке, — а чего я на улице не видала? Птичек?!»
— Между прочим, в кафешке за углом пломбир с тертым шоколадом, кофе-гляссе со взбитыми сливками… и народу никого, — продолжал искушать Шабанов.
Девица скорчила презрительную гримаску. «Всего лишь кофе?!» — куцая, как заячий хвост мыслишка не нуждалась в озвучивании. Сергей заговорщицки подмигнул.
Наталья вздохнула и тряхнула завитыми локонами — словно на подвиг решилась.
— Ну если кофе… то с коньяком. Сливок я и дома поем!
— Как скажешь, — покладисто согласился Сергей и, подхватив девицу под руку, заторопился к выходу. Тратить последнее на коньяк не хотелось… но куда денешься?
Затем были мороженое, и кофе, и «два по сто» от плевавшего на возраст клиентов бармена, и прогулки в обнимку по слегка опустевшему к ночи городу… и подъезд серегиной семиэтажки с непременной бабкой на скамейке у крыльца…
«У-у, старая грымза! — Сергей мельком зыркнул на одетую в линялое черное платье и темно-коричневую шерстяную кофту старуху, — сидела бы дома, телик смотрела!»
Вслух же, приторно улыбнувшись, поприветствовал:
— Здравствуйте, бабушка Ашхен! Не спится?
— И не говори, Сережа-джан! — охотно закивала бабка. Все годы проклятые…
Острые колючие глазки царапнули девицу, бесцветные губы неодобрительно поджались, сухонькие пальцы машинально поправили черный траурный платок.
«Наверняка матери настучит, зараза!» — угрюмо подумал Шабанов, ныряя в подъезд. — «А-а, ну и ладно…»
Целоваться начали еще в лифте — жадно, словно пытались загрызть друг-друга… а секс, несмотря на все серегино усердие, получился сереньким и утомительным, как разгрузка вагона с подгнившей капустой. Наталья старательно выгибалась, стонала, изображая оргазмы, подсмотренные в эротических фильмах позы сменяли одна другую… и все без души, на чистой технике.
Наконец показушные страсти утихли, Наталья дотянулась до лежащей на стуле сумочки, достала очередную конфету. Сергей лежал, закинув руки за голову и уставившись в потолок. Молчание давило бетонной плитой, но и говорить было не о чем…
— Ты у меня второй… — ни к селу, ни к городу объявила девица и потупилась.
«Ага… в каком десятке?» — мысленно усмехнулся Сергей, но вслух не сказал ничего. Лениво повернувшись к девице он прикусил напряженно торчавший сосок. Наталья охнула и часто задышала. Шарик «чупа-чупса» по-прежнему круглился за щекой. Изо рта девицы несло синтетическим ароматизатором… и сама Наталья вдруг показалась Сергею насквозь синтетической, как надувная кукла в секс-шопе.
Сергей встал, голышом прошлепал к окну. За стеклом сонно ворочался город… провонявший бензином, одноразовым пластиком и несбывшимися надеждами…
— Знаешь, Наташа… — бросил Шабанов не оборачиваясь, Расставаться нам пора. Тебя мама еще не потеряла?
— Ч-ч… что?! — оторопело переспросила девица, едва не подавившись конфетой.
— То! Собирайся и уматывай.
Сергей присел на подоконник — так, чтобы видеть происходящее в комнате: подставлять спину разъяренной фурии — а она сейчас разъярится! — мог разве что законченный идиот.
Наталья вскочила, путаясь в тряпках, принялась торопливо одеваться…
— Гад! Скотина!
Девица театрально всхлипнула, трясущиеся от обиды руки дергали неподдающуюся «молнию» платья.
— Знаю, — равнодушно согласился Шабанов.
Наталья, подхватив сумочку, выскочила на лестничную площадку. Громко — до хруста штукатурки — хлопнула дверь. Сергей поморщился и пошел запирать замок.
На столе в пустом пивном бокале увядала забытая роза.
Он шагнул из прихожей в комнату… точнее попытался проем двери затянула невидимая пленка.
— Н-не понял, — пробормотал Сергей, машинально упершись в преграду.
Пленка мягко спружинила, оттолкнув его назад. Сердце испуганно трепыхнулось, готовое провалиться в желудок.
Преграда начала мутнеть, комната за ней быстро погружалась в неприятно знакомую сизую дымку.
— Какого хрена?! — взревел, будя ярость, Шабанов и, выставив вперед плечо, ломанул со всей дури.
Пленка натянулась… и лопнула. С тихим треском статического разряда. Сергей пролетел сквозь странный пахнущий горьким дымом полумрак… чтобы удариться о шершавую бревенчатую стену. Ноги запутались в ворохе устилавших пол шкур… оленьих шкур… Обдирая плечо о плохо ошкуренные бревна, Шабанов сполз на пол.
Опять?! Сергей застонал. В глюки больше не верилось. Не бывает таких глюков! Пропади оно все пропадом!!!
— Совсем плохой твой сын, Агафья. Не знаю я, как ему помогать, — ржавым напильником проскрипели за спиной.
Сергей осмотрелся — строжко, сквозб полуприкрытые веки. У горящего в центре тесной избушки очага сидел одетый в меховую куртку-печок толстый лопарь. Заплетенные в тонкие косички черные с густой сединой волосы обрамляли иссеченное полярными ветрами лицо. Утонувшие в морщинах подслеповато прищуренные глаза смотрели на замершую у низкой двери женщину, судя по расшитому бисером сарафану и убранным под платок волосам — русскую. В левой руке лопарь держал похожий на широкое блюдо бубен, пальцы правой машинально выбивали по натянутой коже тихий завораживающий ритм. Ведун… нойд, если по-лопарски.
— Я заплачу! Хорошо заплачу! — моляще сказала Агафья. У меня соли бочонок есть — твой будет!
— Соль, это хорошо, — согласился нойд. — Другое плохо зачем лопарю столько соли? Мы ее не любим… Твой муж на Грумант ходил… ворвань есть?
Ворвань — топленый жир морского зверя… Забыто стоявший у стены Сергей встрепенулся, напряг память — как там Суржин говорил? «Что я Агафье скажу?.. такой же бешеный, как отец…»
Прошлое?! Опять этот Тимша Шабанов? Предок хренов! Чего ему в могиле не лежится? Чего привязался?! А пришедшая к нойду Агафья кто? Пра-пра — сколько-то раз — бабка? Непутевого сыночка от контакта с будущим лечить пробует? Во попал!
Сергей нервно хохотнул, чем тут же привлек внимание.
— В себя приходит, однако, — скучно заметил шаман. Зачем нойда теребишь? К попу ходи, он молитву прочитает…
— Была я у батюшки… — уныло сказала Агафья. — Сказал, все по воле божьей деется, молись… Тоже ворвань просил…
— А ты молиться не стала, ко мне пошла? Думаешь, у нойда на всякий случай травка есть? Тимша попьет — сразу здоровый станет? Нет у меня такой травки. Будь он лопарь — сайво-предков спрашивать надо… а так кого я спрашивать буду?
— Свекровь моя покойная из лопарей… — неуверенно напомнила Агафья.
Нойд похмыкал, почухал в затылке. Вплетенные в косички резные фигурки перекатились со спины на грудь.
— Верно говоришь, — согласился он. — Была такая… Без отцова позволения за русским пошла… Думаешь, сайво о ее внуке заботиться будут?
Агафья промолчала. По щеке, блеснув отраженным светом, прокатилась слеза.
Прошлое ли, кошмар очередной, а видеть неподдельное горе и оставаться безучастным — невмоготу!
— Че кочевряжишься, дед? — ядовито поинтересовался Сергей — Цену набиваешь? Грош тебе цена в базарный день. И сам ты пенек замшелый, и бубен твой гнилой, и травки выдохлись!