Иными словами, доступ к порнухе у мальчишек был не всегда. Вот почему Берг так заинтересовался.
– Где она? – спросил он.
– Малышня-то, сам понимаешь, испугается, – ответил Бишоп. – Вообще не поймет, что это.
– Покажи.
– Но ты не такой. Тебе можно.
– Еще бы!
– Давай встретимся после школы. Когда все уйдут. У лестницы за столовкой, где площадка для погрузки. И я тебе покажу, где ее прячу.
Берг согласился и вышел из спортзала. Сэмюэл похлопал Бишопа по плечу.
– Что ты делаешь? – спросил он.
Бишоп расплылся в улыбке.
– Врага заманиваю.
Позже, когда прозвенел последний звонок, автобусы со школьниками разъехались и здание опустело, Бишоп с Сэмюэлом пробрались за школу. С дороги их видно не было; вокруг – лишь бетон и асфальт. Задний двор школы походил на крупный склад – промышленный, технический, автоматизированный, апокалиптичный объект. Почерневшие от сажи массивные алюминиевые короба кондиционеров, внутри которых гудели вентиляторы, точно эскадрилья штурмовых вертолетов, готовых к взлету, но так ни разу и не взлетевших. Клочки бумаги и картона, которые ветер разносил по углам и щелям. Промышленный уплотнитель мусора: металлический ящик размером с самосвал, выкрашенный в типичный для мусоровозов травянисто-зеленый цвет, весь липкий от помоев.
Возле площадки для погрузки была лестница к двери в подвал, которой никто никогда не пользовался. Никто даже не знал, куда она ведет. С одной стороны ступени загораживала бетонная стена, с другой – вертикальная решетка, такая высокая, что не заберешься. Сверху была калитка. Непонятно, для кого все это устроили: решетку явно установили, чтобы никто не пробрался на лестницу, хотя, даже если калитка закрыта, на ступеньки можно было запросто спрыгнуть с площадки для погрузки. Дверь подвала открывалась только изнутри: снаружи на ней даже ручки не было. Так что калитка могла разве что служить ловушкой, что было по меньшей мере странно с архитектурной точки зрения, а по большей – чрезвычайно опасно в случае пожара. Грязные ступеньки были густо усыпаны опавшими листьями, целлофановыми пакетами и окурками: лестницей явно не пользовались годами.
Здесь-то они и поджидали врага. Сэмюэл нервничал. Его пугало то, что придумал Бишоп: он решил запереть Энди Берга на лестнице и оставить там на всю ночь.
– Может, не надо? – спросил он Бишопа, который спустился по ступенькам, достал из рюкзака черный пакет и спрятал его под листьями, грязью и мусором.
– Не боись, – ответил Бишоп. – Прорвемся.
– А если нет? – не унимался Сэмюэл, готовый расплакаться при мысли о том, что с ними сделает Энди Берг за такую дурацкую выходку.
– Лучше давай уйдем, – не унимался Сэмюэл. – Прямо сейчас, пока его нет. И все будет хорошо.
– Делай, что я сказал. Ты помнишь, что должен сделать?
Сэмюэл нахмурился, потрогал лежавший в кармане массивный железный замок.
– Когда он спустится к двери, закрыть калитку.
– Тихо закрыть калитку, – поправил Бишоп.
– Точно. Чтобы он не заметил.
– Я дам тебе знак, и ты ее закроешь.
– Какой знак?
– Посмотрю на тебя многозначительно.
– Как-как?
– Ну так. Вылуплюсь на тебя. Увидишь – поймешь.
– Хорошо.
– А после того, как закроешь калитку?
– Я ее запру, – ответил Сэмюэл.
– Это главная часть задания.
– Я знаю.
– Самая важная часть.
– Если я ее запру, он не сможет выбраться и надавать нам по шее.
– Ты должен думать как солдат. Ты должен сосредоточиться на своей части операции.
– Понял.
– Не слышу!
Сэмюэл притопнул и выкрикнул:
– Так точно!
– Так-то лучше.
Вечер выдался теплый, влажный и душный, на земле лежали длинные тени, в небе пламенел густо-оранжевый закат. На горизонте собирались обычные для Среднего Запада тучи – огромные, похожие на плавучие лавины, обещавшие грозы и зарницы. Ветер трепал кроны деревьев. Наэлектризованный воздух пах озоном. Бишоп закопал пакет внизу лестницы. Сэмюэл тренировался бесшумно закрывать калитку. Наконец они забрались на погрузочную площадку и уселись ждать. Бишоп снова и снова проверял содержимое рюкзака, Сэмюэл теребил тяжелый замок в кармане.
– Биш!
– Чего?
– А что тогда было в кабинете директора?
– Ты о чем?
– Ну когда тебя повели пороть. Что там случилось?
Бишоп перестал рыться в рюкзаке, поднял голову, посмотрел на Сэмюэла и тут же отвернулся, приняв вид, который Сэмюэл научился узнавать: весь напружинился, глаза-щелочки, брови домиком. В позе Бишопа читался вызов. Сэмюэлу уже доводилось видеть его таким: так он выглядел, общаясь с мистером Ларджем, и с мисс Боулз, и с мистером Фоллом, и когда бросил камень в дом директора школы Святого сердца. Бишоп держался решительно и дерзко, что обычно не свойственно одиннадцатилетнему мальчишке.