– Эй, девочка Рада, – окликают меня вдруг.
И как я не заметила этот танк на обочине?
Из грубой и чудовищно большой машины выбирается – кто бы мог подумать – Горский. Я застываю на полпути к Пустовым, Ира выглядывает из окна.
– Кроха, мы можем уезжать? – спрашивает она игривым тоном, как умеет.
Я сразу отмираю и быстро подхожу к ней.
– Минуту подождите.
– Точно?
– Точно! – рявкаю я.
Разворачиваюсь и с ходу врезаюсь в стену. Да-да, грудь у Горского каменная.
– Доброе утро, – здоровается он с Пустовыми, обойдя меня, даже перекидывается с ними парочкой фраз. И каким-то неведомым образом отправляет их. Да! Вот они уже отъезжают, несмотря на мои возражения, и Ира усердно машет через лобовое.
– Не злись, – говорит, едва разворачиваюсь. – Много времени не отниму.
Горский кивает на машину, а в следующую секунду я уже вижу его спину. На нем джинсовая аляска, которая чертовски подчеркивает серые глаза. Странно, что я успеваю разглядеть это в полумраке.
Я с опаской осматриваюсь по сторонам. Не устраивать же скандал? Вон охранник выходит на перекур – он любитель потрещать. А сейчас там еще и Кощеев подоспеет, тогда точно разговоров будет.
Ускоряю шаг, забираюсь – именно забираюсь – в черный автомобиль и кладу на колени рюкзак. Высоко! Я в таких никогда не ездила, неужели удобно? Будто в самолете сижу. Хотя это я тоже только по игровым автоматам представляю.
Горский спрашивает адрес, я коротко отвечаю, а потом мы просто едем.
– Ты удивила меня, – произносит спустя две длинных пробки.
Восемь утра – самый настоящий ад для нашего города с вечным ремонтом дорог и запутанными улицами. Плетемся, как черепахи. Специально забиваю голову всем, что вижу за окном, лишь бы не думать о его словах.
Удивила? Что это значит? Невольно выгибаю бровь и уже потом ловлю себя на этом.
– Не ищи подтекст, – тут же добавляет он.
Смотрит не на меня, а в боковое зеркало. Это я успеваю заметить, когда, продолжая и дальше играть в молчанку, всего на секунду перевожу на него взгляд.
– Слышал, вы с псом были вчера главными героями.
Слово режет слух.
– С Волком.
– Что? – Он наконец поворачивается ко мне.
– Пса, – брезгливо произношу, – зовут Волк. Он мой напарник.
У меня заготовлено с десяток ответов насчет дружбы с Волком. Мало кто ее понимает, еще и лезут часто с комментариями, которые я слышать не хочу. Готовлюсь к обороне, Горский же останавливается на светофоре, нескольких бесконечно долгих секунд изучает мое лицо, а затем кивает чему-то.
– Извини за поведение Лили.
Твоей невесты, – добавляю про себя.
Я бы догадалась и без чьей-то помощи – у нее кольцо с громадным сияющем камнем на нужном пальце. Но Кощеев постарался на славу и показал целую кучу их совместных фотографий в интернете. Я пропустила мимо ушей его восторги про «топовую модель» – что бы это не значило – и ее карьеру в Нью-Йорке.
Зато мне стало хоть немного понятнее, в чем обвиняли Горских и что они вообще из себя представляли. Скандал разразился из-за вырубки лесов под новую застройку. Защитники окружающей среды в одной из провокационных статей назвали это «беспределом». По их словам, многие дикие животные остались без дома.
Страшно, конечно. Но и все эти ложные звонки, я считаю, не выход.
– Как ты нашел меня?
Его лицо так же бесстрастно, но я снова ловлю мелкое движение губ, и в груди растекается тепло. Никита не отвечает, всем своим расслабленным видом показывает, что за рулем такой машины, будучи сыном такого отца, можно не только меня найти, но и Святой Грааль. На его темной одежде не видно бирок и наклеек с фирмой, но и без них понятно, что покупает шмотки Горский не на рынке. Сейчас тяжесть различий между нами особенно сильно давит. Когда он стоял рядом с голым торсом, и то легче было.
– И как девочка Рада из детдома стала полицейским? – проигнорировав мой вопрос, задает свой.
– Ей просто хотелось выжить, – честно отвечаю.
Я не стыжусь того, кто я есть. Не горжусь – да, но не возвожу в культ и тем более никогда не скрываю.
Мы едем все медленнее, ловим каждый светофор. Мне это не нравится. А еще не нравится выражение его лица: брови нахмурены, губы сжаты крепче, чем раньше. Если в обычное время он ледышку напоминает, то сейчас достиг уровня айсберга. Того самого, что потопил Титаник.
– Мне жаль, – наконец выдает он, хотя ни одной эмоции, похожей на жалость, я на его лице не нахожу.