Михаил Окунь
Ныряльщица из Акапулько
Она стояла на коленях в изголовье кровати, прогнувшись и опершись обеими руками о стенку. Скомканные простыни, разбросанные подушки – всё говорило о напряженности предыдущих любовных игр. Я нежно входил в нее сзади, одновременно любуясь в свете ночника-ракушки упругими округлыми ягодицами, спиной с крутыми столбиками мышц в крупинках сладкого пота, литыми икрами.
Тем временем она все больше распалялась, и стало уже не до любования. Я сжал ее небольшую плотную грудь и утопил лицо в густой черной копне пряных волос...
Мог ли я еще сегодня утром, подъезжая к Акапулько, предположить, что первую же ночь проведу столь бурно с местной звездой – единственной девушкой среди ныряльщиков со скалы в ущелье Ле Кебрада?
От Мехико до Акапулько – «курорта миллионеров» – около 150 километров, примерно час езды на автомобиле. Город возникает внезапно. Сначала тянутся кварталы бедноты – сколоченные из подручных материалов лачуги «бидонвилей». И вдруг – ослепительная белизна небоскребов, зелень пальм. А за ними яркая синева тихоокеанского залива, разноцветные яхты, желтая полоса пляжа.
Впрочем, «курорт миллионеров», строго говоря, уже перестал быть таковым. Толстосумы, конечно, имеются, однако они давно уже растворились в массе людей среднего достатка. Вот и я, человек, отнюдь не запятнавший себя финансовыми успехами, вполне могу провести уикенд на побережье Тихого океана в пансионате средней руки; что после раскаленного Мехико с населением в двадцать миллионов человек куда как замечательно.
Самое известное в Акапулько шоу для туристов – прыжки в воду с 35-метровой скалы. Столичный мексиканский коллега-журналист Армандо предупредил меня: «Не увидеть ныряния со скалы – значит, не побывать в Акапулько». И потому, наскоро забросив вещи в номер, перекусив в рыбном ресторанчике и проведя пару часов на пляже, где дамы почти всех возрастов и с любым размером бюста загорали в основном топлес, я уже ранним вечером был у скалистого обрыва расщелины Ла Кебрада.
Дно расщелины лишь слегка покрыто водой, а потому прыгнуть надо, точно попав в набежавший океанский вал. Да еще пролетать так, чтобы не зацепить соседние уступы. Кроме того, скала имеет угол несколько меньший девяноста градусов. И если ныряльщик оттолкнется недостаточно сильно, то до воды он может не долететь, разбившись о подножие скалы. Так что местные смельчаки, зарабатывающие прыжками, в полном смысле слова играют со смертью в эту своеобразную «мексиканскую рулетку».
Я занял место за столиком небольшого открытого кафе у самого обрыва. И глядеть-то вниз на пенящуюся стихию было жутковато. Основная же публика собралась на открытых террасах ресторанов и баров пятизвездочного отеля «Мирадор» («Наблюдающий»), специально выстроенного вблизи скалы и курирующего опасное представление. Там, конечно, тусовалась вся курортная элита.
Когда стемнело, шоу началось. Особо ценятся вечерние и ночные прыжки – с подсветкой прожекторами, с горящими факелами в руках ныряльщиков. Один за другим смельчаки поднимались на скалу над ревущей темной бездной, стрункой вытягивались на краю. А затем, щекоча нервы зрителей, пускались в свой головокружительный полет. И когда через несколько секунд из воды показывалась голова ныряльщика, раздавались восторженные крики и бурные аплодисменты. Завсегдатаи зрелища знали многих спортсменов по имени, были тут и свои любимцы.
Перед очередным прыжком людской гул усилился. Я пригляделся – и в свете прожекторов с удивлением увидел над обрывом стройную женскую фигурку. Вероятно, мое изумление не ускользнуло от плюхнувшегося минутой раньше за мой столик толстого немца, изрядно подогретого текилой. Он, похоже, был здесь не новичком, и потому счел своим долгом, путая немецкие и английские слова, разъяснить мне, что это – единственная девушка среди нескольких десятков профессиональных ныряльщиков, что ее долго не хотели допускать к прыжкам, считая это дело не женским, а зовут ее Консепсьон.
В этот момент изящное тело девушки оторвалось от скалы. Жестом я прервал словесный поток назойливого тевтона и с подлинным замиранием сердца стал следить за траекторией полета Консепсьон. Вот ее хрупкая фигурка точно врезалась в морской вал, вот из воды появилась головка с тугим узлом волос на затылке. Слава Богу!.. За представителей сильного пола я, признаться, так сильно не волновался.
Два часа ночи. На сегодня прыжки закончились...
...Но веселье только разгоралось – и на террасах «Мирадора», и в нашей кафешке, и на всем видимом побережье бухты. Народ, казалось, с цепи сорвался. Жизнерадостный германский пузан подбил-таки меня на текилу. Впрочем, особых трудов это ему не составило.
Начались танцы. Национальный мексиканский оркестрик играл всё зажигательнее. Движения танцующих становились всё более раскованными и откровенными. Но внезапно танцы прервались, а музыка была заглушена аплодисментами – в кафе вошли ныряльщики. Это была Консепсьон с двумя юношами. Пришли, видимо, погреться в лучах славы. Местные знаменитости заняли специальный столик, и кое-кто из посетителей тут же кинулся к ним за автографами или с просьбами сфотографироваться вместе.