Это отнюдь не означает, что перед нами – никчемная реальность повседневных занятий, биографических эпизодов, лишенных культурного «смысла», интересующего историков. Альтернатива «возвышенная трансцендентная символика» или «банальная повседневность» в данном случае только мешает пониманию. Ведь и в реальной жизни социума проигрываются фундаментальные ситуации, практики и структуры, и это не бессмысленное мельтешение случайных лиц, действий и событий, а концептуальные основы жизненного уклада, выраженные в конкретных реальных действиях. И представленная в этой книге интерпретация Гробницы ныряльщика станет гимном поразительному чувству реальности в греческом изобразительном искусстве.
Именно с этой позиции мы вернемся к вопросу, что же эти сцены бьющей ключом жизни означают в гробнице.
03
Эфебы у моря: изображения
Ныряльщик из Пестума не так уникален, как может показаться. В частности, в этрусской Тарквинии была обнаружена датируемая несколькими десятилетиями раньше Гробница охоты и рыбной ловли, получившая свое название от трех чрезвычайно жизнерадостных сцен на лоне природы, украшающих ее стены (илл. 10, 11).
В центре торцовой стены главной камеры гробницы изображен юноша, стоящий на высокой скале над морем, он целится из натянутой пращи по стае вспугнутых с воды птиц. В волнах резвятся дельфины. Под скалой проплывает лодка с четырьмя молодыми людьми. Один держит кормовое весло, другой спускает в воду бечевку, очевидно для ловли рыбы, еще двое оглядываются, оживленно жестикулируя. Похожая сцена изображена и на боковой стене. Снова юноша на утесе над морем, на этот раз ближе к краю изображения, так что перед ним разворачивается весь пейзаж с порхающими птицами. Посередине – большая лодка с двумя пассажирами на борту: один держит кормовое весло, второй бьет трезубцем проплывающих мимо уток.
10-10а
Юноши и эфебы на морском берегу: охота на птиц и рыбалка. Гробница охоты и рыбной ловли. Тарквиния. Около 520–510 гг. до н. э.
Совсем другая сцена на другой боковой стене. В центре композиции возвышается утес, вертикально обрывающийся в море. С его вершины головой вперед прыгает в воду юноша. Сзади по крутому склону взбирается еще один молодой человек. Его рука поднята в предупреждающем жесте, очевидно, он собирается раздеться и прыгнуть вслед за товарищем. Трое приятелей в лодке заинтересованно наблюдают за ними, а дельфины весело подпрыгивают над волнами, передразнивая спортивную грацию ныряльщика.
Трудно представить себе, что здесь изображены эсхатоло гические сюжеты. Охота на птиц вряд ли мыслилась как типичное развлечение в загробном мире, по молодым людям в лодке не похоже, что они переправляются в Аид, юноша с бечевкой наверняка не на море смерти отправился на рыбалку. Да и молодой человек, карабкающийся на крутую скалу, не наводит зрителя на мысль о трудном жизненном пути, ведущем к посмертному блаженству. Перед нами картины резвящейся юности на привольном морском берегу.
11-11а
Юноши и эфебы на морском берегу: прыжок с утеса. Гробница охоты и рыбной ловли. Тарквиния. Около 520–510 гг. до н. э.
По мнению некоторых, эти росписи нельзя сравнивать с Гробницей ныряльщика, потому что они относится к совсем другой культуре – этрусской. Однако Этрурия в ту эпоху была открыта исконно греческим идеям и формам жизни, будь то симпосии, спорт, мифы или художественные жанры и стили. К тому же изображения морского купания и прыжков в воду обнаруживаются не только в Древнейшей Италии. Той же эпохой, что гробницы Пестума и Тарквинии, датируется чаша для вина (скифос), обнаруженная в гробнице в Ритсоне, недалеко от беотийских Фив, но изготовленная и расписанная в Аттике (илл. 12). На обеих ее сторонах изображен юноша, который, сняв одежду, прыгает со скалы в белую пену волн. Среди погребальной утвари этого некрополя много подобных скифосов. Представлены на них, как правило, характерные социальные роли полиса: мужчины, пожилые и молодые, изображены в виде воинов, верхом или на колеснице, стоя или сидя; женщины либо стоят, либо танцуют. Нередко встречаются также обнаженные мальчики или эфебы, иногда с петухом в руках – обычным подарком от взрослого любовника юному возлюбленному. Ныряльщик – такой же социальный мотив. Прыжки в воду и плавание относились к числу умений, в которых можно было отличиться. Об этом свидетельствуют бронзовые статуэтки приготовившихся к прыжку эфебов – судя по всему, вотивные приношения в святилища.