– Смотрите все сюда, – произнесла Амелия. – Кажется, мы с Франсом нашли выход из трудной ситуации… Ой, смотрите, белка! Не знаю, то ли рыжая, то ли серая. Их не так-то легко различить…
Франс продолжал опускать дирижабль, трос скрылся где-то в глубине леса, пока судно не заслонило небо над Амелией, а гондола едва не стукнула ее по голове. Она пригнулась, велела Франсу открыть люк. Медленно раздвинув листву, раскрылись створки. Амелия ухватилась за них и забралась внутрь. После чего расстегнула ремень и вручную вынула трос, несколько раз хорошенько дернув, чтобы вырвать его из веток. Когда тот оказался внутри гондолы, Амелия приказала Франсу закрыть люк и начать подъем, а сама поспешила наверх, чтобы выпить горячего шоколада.
Наблюдавшим за всеми этими эскападами зрителям понравилось такое приключение, о чем свидетельствовали многочисленные отзывы. Разумеется, нашлись и разочарованные тем, что Амелия все время оставалась в одежде. На стороне последних была и продюсер Николь, предостерегавшая, что шоу скоро начнет терять популярность. Но Амелия не обращала ни на кого внимания, тем более на Николь. «Искусственная миграция» отправилась дальше: сначала над равнинами, поросшими низкорослыми сосенками, затем над зеленым необитаемым побережьем Нью-Джерси, затопленным задолго до главных наводнений, и, наконец, вошла в синеву Атлантики.
Амелия напомнила своей аудитории, что они сейчас пролетели лишь по одному экокоридору из множества, которые делили теперь материк с его городами и садами, федеральными автострадами, железными дорогами и линиями электропередачи. Словно разные миры накладывались друг на друга, образуя случайную мегаструктуру, посткарбоновый пейзаж, где каждый играет свою роль в великом танце природы, а экокоридоры создают жизненное пространство нашим «младшим братьям и сестрам», как называла их Амелия в своих передачах.
Экокоридоры приносили пользу всему живому. Они создавали впечатление совершенно дикой природы. Пролетая в пятистах футах над ними, легко было прийти в восхищение. Критики программы Амелии и искусственной миграции в целом не уставали указывать, что сама она была не более чем одним из наиболее харизматичных представителей мегафауны, подобно ее любимым зверушкам, и летала над миром лишайников, грибков, бактерий, над сложным следствием работы фотосинтеза и других процессов, не замечая их. Когда-то она тоже внесла свой вклад в создание экокоридоров, в чем мог убедиться любой, кто интересовался прошлым Амелии, но теперь для нее настало время парить.
Франс увел дирижабль далеко от берега, и тот оказался над Атлантикой, потом взял влево и двинулся на север, к Нью-Йорку. На пересечении Нью-Джерси и Лонг-Айленда показался узкий сероватый шов – мост Верразано-Нарроус, и вскоре к северу от него быстро возник огромный город во всем своем великолепии, казавшийся лоскутным одеялом под легким слоем белых облаков. Нью-йоркская бухта, конечно, была заселена людьми, хотя тоже считалась экологической зоной, восхитительной экосистемой Маннахатта. И все же человеческое в ней доминировало. Удивительный, величественный, даже бодрящий после монотонности восточных лесов и горных плато пейзаж. С высоты парения Амелии бухта казалась собственной моделью, с мешаниной крошечных строений и мостиков, с замысловатым скоплением однообразно серых архитектурных форм. Даунтаун подтопило, но это была лишь малая часть огромной бухты, пусть и настолько плотно усеянная небоскребами и окруженная доками, что старый контур острова теперь было легко различить. Аптаун оставался над водой и плотнее, чем прежде, был застроен зданиями, в том числе многочисленными новыми сверхнебоскребами, красочными графеновыми башнями, что высились к северу от Центрального парка и тянулись намного выше тех, что когда-либо были воздвигнуты в южной и средней частях острова. Из-за чего Нижний Манхэттен визуально казался затопленным сильнее, чем на самом деле.
Амелия рассказывала зрителям об этих видах с восхищением, свойственным всем манхэттенским экскурсоводам:
– Видите, как разросся Хобокен? Целая стена из сверхнебоскребов! Как отрог Палисада, который во время ледникового периода так и не ушел под землю. Жаль только Мидоуленд, красивое было болото, зато теперь он здорово продлевает бухту, да? А Гудзон – настоящая ледниковая впадина, заполненная морской водой. Это не просто обычное русло. Могучий Гудзон, юху! Народ, это одна из величайших святынь дикой природы на Земле! Очередной образец наслаивающихся сообществ. – Она повернула камеру на восток. – А Бруклин и Куинс образуют очень необычную бухту. Как по мне, она похожа на какой-то прямоугольный коралловый риф, оказавшийся над водой при отливе.