— Ну вот, океанская ванна принята. Посмотрим на лечебный эффект, — она садится рядом с ним на бревне, вынимает из пачки сигарету.
Вспыхнувший огонек зажигалки ярко освещает ее ровный нос, губы, сжимающие сигарету, прищуренный левый глаз с густыми ресницами.
— А где жена? Спит?
— Да, у нее сон крепкий и без валерьянки.
— Хорошая у тебя жена, преданная, — и Стелла выпускает дым, от которого пахнет ментолом.
— А ты откуда знаешь, что преданная? Может, наоборот, гулящая? — шутит Осип.
Его несколько удивляет этот неожиданный поворот в разговоре — слова о Тоне и его семейной жизни, знакомы-то со Стеллой они лишь шапочно: пару раз на пляже перебросились незначительными фразами о погоде, температуре воды, ее «замедуженности» — о чем обычно говорят отдыхающие после купания.
На эту шатенку Осип обратил внимание в первый же день, с первой же минуты, как только увидел ее на пляже. Она входила в воду, эффектно виляя бедрами, и красный треугольник ее трусиков двигался плавно и заманчиво, пока не скрылся в набежавших волнах. Она заплыла так далеко за буйки, что парень-спасатель на вышке стал настойчиво дуть в свисток и энергично махать руками, мол, назад! назад! Стелла тогда послушно поменяла курс и поплыла вдоль берега.
Осип лежал под зонтом, следил, как исчезала и выныривала из воды ее темная голова. Ждал, когда Стелла выйдет, чтобы убедиться в соответствии воображаемого им кадра и действительности. И Стелла не подвела! — вышла из океана, как богиня: вода струилась по ее налитым плечам и бедрам, она вся сияла жизнью и огнем, беспечная, уверенная в себе. И если бы не пожилой мужчина в том же кадре, мужчина с отвисшим, в складках, животом, наклонившийся над водой и брызгающий себе под мышки, то вся сцена была бы великолепна, как на экране. С той минуты Осип уже не сводил со Стеллы глаз. И, кажется, она об этом знала...
— Твоя жена — гулящая? Смешной ты. Да она за тебя в огонь и в воду. Поверь мне. Я в женщинах разбираюсь.
Сплетя пальцы рук, она поднимает их над головой, выгибается.
— А-ах, хорошо... Почему все хорошее быстро уходит? Нет бы, тянуться такой ночи лет сто! Луна такая чистая, как у нас в Бессарабии. Сороки — слышал о таком городишке? Я там выросла. А ты откуда родом?
— Из Питера.
— А-а, город на Неве. Никогда там не была. Правда, я много где не была, путешествую только в фантазиях. Ладно, пора идти.
Он встает, идет следом за Стеллой.
— Это правда, что ты известный киношник?
— Да, режиссер. Впрочем, насчет известный — не уверен. Во всяком случае, пока еще не Феллини и не Тарковский. Откуда ты знаешь, что я снимаю фильмы?
— В Seagate, как у нас в Сороках, — все обо всех всё знают и постоянно сплетничают. Если что услышишь обо мне, не удивляйся.
— А я знаю и без всяких сплетен, что твоя любимая актриса — Софи Лорен. Вы с нею чем-то похожи, такая же масть. Угадал?
— Масть бывает у лошадей, — резковато отвечает Стелла, видимо, задетая тем, что кто-то незнакомый столь бесцеремонно проник в ее святая святых.
«Ди-ин... Ди-ин...» — глухо и жалобно стучит металлическое било маяка.
— И про что же твои фильмы? Небось, про мафию?
— Нет, про писателей.
Они уже у самого обрыва. Осип влезает наверх, протягивает Стелле руку. Она, однако, словно не замечает его предложения помочь: ловко упирает ногу в торчащий корень, хватается за железный столбик, врытый в землю, и через миг, как сильная кошка, запрыгивает вверх. Отряхивает штаны от песка. Оба пролезают через прореху в заборе, идут по тропинке.
— Тоня у тебя хорошая, любит тебя. И мама она тоже заботливая, — в голосе Стеллы как будто слышны иронические нотки. — Ты тоже заботливый отец, я видела, как ты на пляже возишься со своим мальчиком. Вот мы и прибыли.
В ее доме погашены окна, на стене у наружной двери горит фонарь.
— Ну что, режиссер, спасибо за компанию. До встречи на пляже, — она выбрасывает сигарету, игриво шевелит пальчиками на прощанье.
Осип возвращается домой. Сначала входит в комнату Арсюши. Тихонько вынимает из рук ребенка леопарда, подтягивает простынку к плечикам сына, гладит его по волосам. И... ловит себя на мысли, что эта мизансцена сентиментальной отцовской любви банальна. Бессмертный кадр-штамп: сладко спящий в кроватке ребенок, которого гладит по голове любящий отец.
В окнах жужжат лопасти вентиляторов. Осип заходит в спальню. Там Тоня — в черных трусиках, маленькая грудь открыта. Горит настольная лампа. Осип садится возле жены.