Зато карьера Тони, расставшейся с иллюзиями, потихоньку пошла вверх: начав с портнихи, завершилась должностью менеджера в престижном ателье. Мужа она жалела изо всех сил, смирившись в душе с той мыслью, что вышла замуж за хорошего человека, но неудачника, еще и со странностями, которые когда-то ошибочно приняла за одаренность.
Как многие жены мужей-неудачников, груз ответственности за семью она взвалила на свои хрупкие плечики, при этом достаточно сильно согнув свою лебединую шею. Тоня отвечала за финансовое благополучие семьи, медицинские страховки, уплату счетов. Каждую смену работы Осипа воспринимала уже довольно спокойно, почти без нервов, расценивая как его очередное шараханье. И едва ли удивилась, когда Осип вообще бросил все и на год исчез в центральной Бруклинской библиотеке.
С раннего утра садился в свой «Бьюик», прихватив в термосе горячую овсяную кашу, и возвращался вечером со стопкой книг на русском и английском.
...Он сидел в просторном зале, у высокого окна, напротив замечательного парка. В стекле торчали извилистые ветки деревьев, зимой покрытые пушистым снегом, летом – сочной листвой и цветками. По-новому открывал для себя Чехова, Драйзера, Диккенса. Портреты Артура Миллера, Уолта Уитмена, Юджин О`Нила, Иосифа Бродского, их пронзительные, печальные, безумные глаза смотрели на него, напоминая, что нет на земле высшей правды, чем правда искусства, а для художника нет жизни иной, чем творчество. И он уже твердо знал, что у него не будет иного выбора, и что скоро, очень скоро он возьмет в руки камеру и будет снимать...
Но больше всего огорчало Тоню безразличие мужа к сыну. Да, он проводил с Арсюшей время, но только, по ее мнению, для галочки, выполнял свой отцовский долг и при этом всегда смотрел на часы. Даже забывал Арсюшину дату рождения, и Тоня пускалась на всякие постыдные уловки, скажем, расставляла повсюду в квартире фотографии Арсюши или кодами в компьютерах, где могла, вводила имя и дату рождения сына.
Сын часто спрашивал: «Ма, а где папа? А когда он придет?», и ей приходилось, улыбаясь, врать, что «папа на работе, что он тебя очень любит, и на уик-энд мы все вместе пойдем в парк и в магазин игрушек».
Наступал уик-энд, и папа, случалось, шел вместе с ними и в парк, и за игрушками. Стоило Арсению попросить любого монстра, Осип тут же доставал кредитную карточку и, набив полную корзину этими пластиковыми уродами, скоренько шел к кассе расплачиваться, в чем, кстати, Тоня видела очередное подтверждение – отец не любит сына. Да что говорить! Он почти не снимал Арсения на видеокамеру, а фотоснимки сына интересовали его исключительно с художественной точки зрения. Разве это настоящий отец? Это бесчувственный истукан, пребывающий в своих грезах. Он – холодный, любит одиночество. Без души.
ххх
...Арсюша всегда ждал прихода отца, чтобы тот рассказал ему историю. Ведь никто, кроме папы, таких историй сочинять не умеет. Вернее, папа их не сочиняет, а знает. Они все – и пираты, и путешественники, – папины друзья.
Папа обещает, когда Арсений вырастет, взять его с собой к пиратам на корабль или в пустыню Израиля, где караваны верблюдов и полно пещер. Поэтому Арсений спешит вырасти. Для этого он делает все возможное: прилежно учится в школе, прыгает с дивана, писает прямо в унитаз, поднимая перед этим крышку, и складывает иногда всех своих монстров в коробку.
Арсений уже не такой маленький, он понимает, что еще не время, нужно подождать, пока он окончит школу, может, еще годик или два, научится хорошо читать и считать, и сам будет убирать в ванной после своего купания, вот тогда-то он отправится с папой в свое первое путешествие. А пока пусть папа рассказывает ему истории. Арсений тогда чувствует себя приобщенным к настоящей тайне, какой нет ни у кого из его приятелей.
Но... папы часто дома нет. «Папа занят», – говорит мама, и в такие минуты ее почему-то очень жалко. Иногда, когда Арсюша уже почти спит, он смутно, сквозь цветные круги, чувствует, как в комнату входит папа, накрывает его одеялом, гладит по голове. Арсюша тает, ему хочется проснуться и папу обнять, но веки такие тяжелые, что их не поднять. Еще он боится, что если он и откроет глаза, а папы вдруг нет... Он нащупывает волосатую папину руку и, крепко обхватив, прижимает к себе.