Меси казался ошеломленным.
— Но… что же именно стало известно?
Кеннет обстоятельно ответил на все вопросы банкира.
— Я вне себя от изумления, — воскликнул Меси. — Эти данные абсолютно точны! Но ведь никто о них не знал! Никто, кроме… Как, неужели этот негодяй Бартон мог…
Он хлопнул себя по лбу.
— Я понял!.. Понял!.. Лонгсворд! Бартон! Идиот! Жалкий идиот Бартон!
Кеннет счел нужным прервать этот монолог, который грозил затянуться надолго.
— Мы подумаем, какие меры предпринять, чтобы устранить возможные последствия этого инцидента. Теперь же, мистер Меси, я хотел бы попросить вас о небольшом одолжении…
— Да, но это дело…
— О нем вы можете не беспокоиться. Ваши люди сегодня утром уехали беспрепятственно.
— И…
— С этим делом покончено.
— Так о каком одолжении вы…
— Вот в чем дело. Один из моих племянников, которым я очень интересуюсь, хлопочет в главном совете Нью-Йорка о решении перестроить старые почтовые строения по улице Свободы в современное здание с бальным залом, театром и так далее… Это золотое дело, которое я очень хотел бы видеть в его руках. Каким образом можно, по вашему мнению, склонить господ советников в нашу пользу?
— Это здание почтамта раньше было, кажется, церковью?..
— Правда!
— Так что вы рискуете задеть религиозные чувства достопочтенного собрания,..
— Следовательно, в разрешении нам будет отказано?..
— Я не говорю этого… Просто обойдется дороже… Кеннет улыбнулся. Эти два человека отлично понимали друг друга.
— За обыкновенное дело пятисот долларов на каждого советника было бы достаточно… Но речь идет о перестройке церкви в театр! Черт возьми! Не меньше тысячи долларов па душу…
— Советников двадцать четыре, — заметил Кеннет.
— И сверх того, глава совета… стало быть, всех двадцать пять. Надо иметь, по крайней мере, восемнадцать голосов большинства… Но если бы решение было единогласным, то дело пошло бы превосходно…
— Тем более, — добавил начальник полиции, — что мы рассчитываем выпустить акции на два миллиона долларов основного капитала… Мы намереваемся создать нечто волшебное!
— И избавиться от ваших акций сразу же после открытия заведения?.. Это гениально… Значит нам нужно двадцать пять тысяч долларов…
— Вы сами назначили цифру, — скромно отвечал Кеннет,
— Прикажете написать чек на ваше имя?
— На имя моего племянника, если вы будете так добры… Вы понимаете, что мне как служащему…
— Разумно.
Меси встал и подошел к столу.
— Имя вашего племянника?
Чек был подписан, и начальник полиции бережно положил его в портфель.
— А Дан Йорк? — спросил многозначительно банкир.
— Положитесь на меня, — ответил Кеннет, крепко пожимая руку банкира.
— Пройдите здесь, — сказал Меси, открывая маленькую дверь, скрытую за драпировкой в углу кабинета, — и когда я вам понадоблюсь, дайте мне знать.
Сражу же после ухода Кеннета Меси позвонил.
— Просите мистера Бартона, — сказал он жестко. Бартон вошел, вернее, ворвался. Он был вне себя от ярости.
— Послушайте! Почему, па каком основании вы обращаетесь со мной как с лакеем?!
Меси пристально смотрел на пего.
— О! Вы совершенно напрасно пытаетесь запугать меня! Это вы можете делать с другими, мистер Меси! Но тут между нами нет ни начальника, ни подчиненного! Тут два человека, которые достаточно пошалили вместе, чтобы один не мог ни в чем упрекать другого или относиться высокомерно друг к другу!
— Тем не менее, — ответил Меси, — тут находится один умный и один — дурак…
— Что вы этим хотите сказать? — вскричал Бартон. — Что значит эта грубость?
— Ничего не грубо так, как истина… Слово это кажется нам грубым, пусть так. Но, мистер Бартон, как вы назовете человека, который настолько глуп, что выдает постороннему лицу тайну, которая стоит миллионы?
— Какая тайна? Какие миллионы? Я не понимаю! Объяснитесь, потому что мне надоело служить вам игрушкой… В сущности, я нисколько не дорожу вашим мнением обо мне. Я пришел положить конец всем вашим уловкам. Уже давно я хочу, чтобы мои интересы были определены в точности и чтобы законный контракт обозначил долю, положенную мне в операциях, которые, что бы вы ни говорили — многим обязаны мне — чего, согласитесь, не может сделать дурак!
— Говоря об операциях, вы, разумеется, имеете в виду нашу экспедицию?
— Разумеется… Скажу даже больше… Разве первая мысль принадлежит не мне? Не я ли первый указал вам на громадные выгоды, которые мы можем получить?