Существо, стоявшее перед Айзеком и Дерхан, вздрогнуло и почесало живот. Плоть тяжело свисала складками, словно у зажиревшего школяра. Кожа была бледной и рябой от болезней и холода. Айзек в смятении окинул глазами фигуру. Странные тканевые наросты виднелись на пальцах ног — когти были вырваны. Голова покрыта перьями разной длины и формы, беспорядочно торчавшими от макушки до затылка толстым, неровным, клочковатым слоем. Глаза, близоруко уставившиеся на Айзека и Дерхан, были человеческими, над ними с трудом приподнимались веки, покрытые коростой и гноем. Большой клюв был весь в пятнах, словно старая оловянная ложка.
За спиной у несчастного создания висела пара засаленных, омерзительно воняющих крыльев. Длина их от корня до кончиков никак не превышала шести футов. Айзек наблюдал, как они, полураскрывшись, судорожно вздрагивали. От этой дрожи с них по капле стекала гадкая органическая слизь.
Существо открыло клюв, и внутри его Айзек успел разглядеть губы, которые произносили слова; а над губами — ноздри. Айзек догадался, что клюв — это лишь грубо сработанная фальшивка, которую, словно противогаз, наклеили на нос и рот.
— Позвольте рассказать о временах, когда я парил в вышине, высматривая добычу… — начал было несчастный, но Айзек шагнул вперед и, подняв руку, прервал его.
— Ради бога, хватит! — выкрикнул он. — Избавь нас от этого… недоразумения…
Фальшивый гаруда отшатнулся, заморгав от страха.
Наступило долгое молчание.
— Что такое, папаша? — наконец приглушенно заговорило существо за решеткой. — Что я сделал не так?
— Я пришел сюда, чтобы посмотреть на гаруду, черт возьми, — проворчал Айзек. — За кого ты меня принимаешь? Ты же переделанный, приятель… это ясно каждому дураку.
Огромный мертвый клюв захлопнулся, когда человек облизнул пересохшие губы. Взгляд нервно метался во все стороны.
— Ради всего святого, господин, — умоляюще зашептал он. — Не ходите на меня жаловаться. Это все, что у меня есть. Вы же образованный джентльмен… Я больше всех похож на гаруду… Народу же только и надо, что послушать про охоту в пустыне да поглазеть на крылатого человека, а я этим живу.
— Плюнь на него, Айзек, — шепнула Дерхан. — Не кипятись.
Айзека постигло сокрушительное разочарование. В уме он уже приготовил целый список вопросов. Он точно знал, каким образом станет изучать крылья, с каким мускульно-костным взаимодействием постарается разобраться прежде всего. Он уже приготовился заплатить немалую сумму за свои исследования, он собирался пригласить гаруду, чтобы расспросить его о цимекской библиотеке. И теперь он был в отчаянии — перед ним оказалось всего лишь запуганное, больное человеческое существо, которое повторяло слова пьесы, не достойной даже самого убогого театра.
Он посмотрел на несчастную фигуру, стоявшую перед ним, и гнев смягчился жалостью. Облаченный в перья человек то и дело нервно сжимал правой рукой левое предплечье. Чтобы дышать, ему приходилось открывать нелепый клюв.
— Черт! — тихо выругался Айзек.
Дерхан подошла к решетке.
— Чем ты раньше занимался? — спросила она.
Прежде чем ответить, человек снова боязливо оглянулся.
— Воровал, — ответил он. — Поймали меня, когда пытался умыкнуть старую картину с гарудой в одной говенной дыре, там, в Шнуме. Она целое состояние стоила. Магистр сказал, раз меня так привлекают гаруды, значит, я мог бы стать… — на миг у него перехватило дыхание, — я мог бы стать одним из них.
Айзек видел, что перья были грубо воткнуты в кожу. Он представил себе, как их мучительно вживляли одно за другим — и теперь удалить их без жутких страданий невозможно. Когда переделанный повернулся к Дерхан, Айзек смог разглядеть уродливый нарост загрубелой ткани на его спине, в том месте, где крылья, оторванные от канюка или грифа, были припаяны к человеческим мускулам.
Нервные окончания были связаны между собой беспорядочно и бесцельно, поэтому крылья могли лишь спазматически вздрагивать, словно в затяжной смертельной агонии. Айзек сморщил нос от зловония. Крылья на спине переделанного медленно подгнивали.
— Больно? — спросила Дерхан.
— Теперь уже не очень, госпожа, — ответил переделанный. — Во всяком случае, мне повезло — у меня есть это. — Он указал на палатку и решетку. — Это меня кормит. Вот почему я буду более чем обязан, если вы не скажете моему хозяину, что раскусили меня.
«Неужели те, кто сюда приходят, верят в эту отвратительную ерунду? — думал Айзек. — Неужели люди настолько наивны, чтобы поверить в то, что такое нелепое существо способно летать?»