Он нагнулся к моему уху и шепнул:
— Успокойся, ты красивая.
Потом медленно поднял руку и тронул кудряшку, упавшую мне на глаза. Только тронул — а мне сразу захотелось остаться в студии и никуда не ездить, ни в какой бар. Что я, баров не видела?..
— Эй! — Сказала Нэнси. — И чего вы там замерли? Труба зовет. Мы должны до прихода урагана успеть оторваться по полной программе! Вперед!
И мы пошли вперед, конечно, и снова погрузились в «крайслер», и колено Антона опять легло на мое бедро, и я не знала, куда девать руки: держала их перед грудью, как пай-девочка, и, разумеется, это было смешно и нелепо.
— Тошка, ты последи, чтобы она не выпала, — сказал Иван с непроницаемым видом.
Нэнси хихикнула, а я рассердилась и опустила руки. Мой левый локоть теперь лежал на бедре Антона, и Антон повернул голову и посмотрел на меня с легкой понимающей улыбкой. Его спокойствие уже начинало меня бесить, я достала сигареты, закурила и отвернулась. Тогда он поднял руку и небрежно положил ее на спинку сиденья за моей спиной. Его горячее предплечье касалось моих голых лопаток, горячее колено согревало бедро, и я чувствовала себя в ловушке, как несчастный кролик, угодивший в кольца анаконды. Очень глупый кролик. Странный кролик, почему-то мечтающий, чтобы его немедленно съели.
Глава 4
До бара мы добирались долго — на дорогах были пробки, и Иван, все время озабоченно поглядывающий по сторонам, включил радио.
— Хм, — сказал он, немного послушав бормотание приемника, на которое я лично не обращала внимания, слишком занятая неожиданно захлестнувшей меня волной непонятных, приятных и немного пугающих эмоций. — А ведь это эвакуация, братцы. Пипл валит из города стройными рядами. Может статься, что никакой бар нам сегодня не светит.
— Ну, не возвращаться же теперь! — Нэнси завертелась на сиденье, по пояс высовываясь из кабины. — Эти американцы такие паникеры… Насмотрелись телека — и пошли, как стадо, куда их послали. Неужели же хозяева баров дураки, что из-за дурацкой угрозы дурацкого урагана станут терять прибыль?.. Давайте все-таки попробуем пробиться. Я на сто процентов уверена, что во Френч Квотере все заведения открыты!
Она оказалась права. Большинство баров, ресторанчиков, кафе, джазовых клубов работало. Кучки народу двигались по булыжной мостовой Французского квартала туда и сюда, как ни в чем не бывало, ветерок доносил запах каких-то экзотических цветов, шевелил салфетки на столиках под открытым небом. В этом влажном и теплом ветерке не чувствовалось никакой угрозы. Вот, правда, небо заметно потемнело, и в нем совсем не было видно звезд. Но их отсутствие с лихвой возмещали многочисленные фонарики и огни вывесок. Музыка слышалась отовсюду, по мостовой, цокая копытами, неспешно трусила белая лошадь, запряженная в открытую коляску с алым откидным верхом — в коляске сидела кучка развеселых студиозусов, что-то горланящих и машущих руками. Плющ и цветущие стебли пассифлоры увивали стены чудесных викторианских домиков — архитектурный облик Французского квартала сохранялся в неприкосновенности с восемнадцатого века. Кованые кружевные балкончики сказочной красоты в некоторых местах нависали над головой, темные балки стиля тюдор оттеняли фасады, названия улиц были выложены мозаикой на тротуарах у перекрестков. Французский квартал был так прелестен, что дух захватывало. Хотя, возможно, дух у меня захватывало просто потому, что Антон держал меня за руку всю дорогу до бара, заботливо свел вниз по каменным ступенькам, и только внутри выпустил мою ладонь.
В симпатичном подвальчике играл, разумеется, джаз. Мы забрались на высокие табуреты у стойки, и Иван помахал рукой бармену, который тут же расплылся в широчайшей улыбке, помахал в ответ, и, обозрев нас с Нэнси, довольно заметно показал Ивану большой палец. Пока мы оглядывались по сторонам, он закончил обслуживать очередного посетителя и подошел, черный, как начищенный сапог, и такой же сияющий.
— Хай, бро!..
— Вассап, бадди, — сказал Иван. — Знакомьтесь, девушки, это мой напарник, Малик. Малик, это Аня, это Вера. А это мой друг Антон. Нальешь нам чего-нибудь горячительного?
— Пива? — Малик смешно поднял брови.