– Прикончить ее!
Крикуны в партере спешно сбрасывали с себя пальто, вельветовые куртки, цилиндры и парики, демонстрируя коротко остриженные головы.
Все члены Боксерского клуба стриглись почти наголо с тех пор, как Джентльмен Джексон[115] победил Дэна Мендосу[116], одной рукой схватив его за волосы, а другой расквасив ему лицо. Победу сочли честной, хотя многие и поныне считают это грубейшим нарушением правил. Стриженые головы белели в полумраке.
– Ее королевское высочество! – прозвучал громкий голос. – Дорогу ее королевскому высочеству!
Четыре офицера лейб-гвардии, в красных мундирах и стальных нагрудниках, быстро организовали проход для принцессы Шарлотты и ее свиты. В последовавшей затем паузе – народ любил бедняжку принцессу – никто не заметил фигуру в черном, скользнувшую из-за кулис на авансцену в свет рампы.
Девушке было не больше восемнадцати лет. Откинув черную вуаль, она продемонстрировала зрителям бледное красивое лицо на фоне бутафорской листвы позади нее.
– Я Элизабетта Вестрис! – крикнула девушка.
Ее красота и мягкий, но в то же время сильный голос, проникавший во все уголки зала, заставили публику умолкнуть.
– Значит, вы думаете, что я не англичанка? – спросила она. – Позвольте доказать вам обратное.
Бросив несколько слов оркестру, девушка выпрямилась и протянула руки вперед. В мертвой тишине заиграли скрипки и валторны, под их аккомпанемент женский голос запел задушевную мелодию. Никто не двинулся с места. Публику можно впечатлить оперой, но ничто так не трогает их сердца, как простая песня.
Спустя шесть лет, когда Элизабетта Вестрис слыла самой знаменитой певицей (а заодно и куртизанкой) в Англии, некоторые клялись, что она ни разу не пела так хорошо, как в тот вечер в 1815 году.
Пение прервал хриплый звук почтового рожка.
– Вот эта иностранная сова! – опять раздался зычный голос Дэна Спарклера, боксера-тяжеловеса. – Почему ей должны доставаться наши денежки?
Рожок загудел вновь. Кто-то бросил на сцену гнилой апельсин. Он ударил Элизабетту Вестрис в грудь с такой силой, что певица пошатнулась. Это послужило сигналом к началу военных действий.
Сидящий в партере степенный молодой помощник книготорговца внезапно повернулся и с размаху ударил Дэна Спарклера кулаком в лицо, разбив ему нос и опрокинув навзничь. Спарклер тут же вскочил и бросился на него, но в этот момент из ложи второго яруса послышался голос лорда Ярмута, стоящего уперев кулаки в бока:
– Вы когда-нибудь видели такое сборище отъявленных мерзавцев?
– Хочешь получить фонарь под глазом, рыжик? – рявкнул боксер.
– Кто? Я? – осведомился лорд Ярмут, сбрасывая сюртук и соскальзывая вниз по колонне ложи.
Сидящий напротив в ложе партера полковник Дэн Маккиннон, в свою очередь, сбросил китель, перепрыгнул через барьер ложи и устремился в драку.
Даруэнт, находившийся в третьем ярусе, не двинулся с места. Кэролайн вцепилась ему в рукав:
– Дик! Выслушайте меня!
– Ну? – отозвался он, не оборачиваясь.
– Что сказал вам Уилл Элванли на лестнице театра? Что было в письме с печатью раннера с Боу-стрит, которое вы получили сегодня? Не говорите, что вы его не получали. Мне рассказала Мег!
– Вот как?
– Сначала вы хотели, чтобы я пошла в оперу. Но когда мы входили в театр, вы сказали…
– Я сказал, что вы будете в безопасности, выполняя все мои указания. Более того, вы в состоянии мне помочь. Вы согласны?
– Да!
– Я хочу, чтобы вы наблюдали за стороной партера справа от центрального прохода, где происходит свалка… – Раздался женский визг, и Кэролайн вздрогнула. – Драка уже перекинулась на Аллею Щеголей. Но вы видите проход?
– Да, конечно.
– Следите за бритоголовыми. Если они начнут скапливаться у южной двери, ведущей на лестницу к ложам, предупредите меня. Я буду наблюдать за северной дверью.
– Нет! – вскрикнула Кэролайн, бросив взгляд на сцену. – Только не пожар!
При свете бутафорской луны партер превращался в поле битвы. Один из боксеров, пробравшись через оркестровую яму, влез на авансцену.
Элизабетта Вестрис, отступив назад, застыла как вкопанная. Нога боксера раздавила лампу, и огонь побежал по половицам. Трое здоровенных рабочих сцены с предписываемыми правилами красными противопожарными ведрами выбежали из-за кулис. Первый из них выплеснул содержимое ведра в лицо боксеру и ударил его ногой в живот. Двое других лили воду на горящие половицы, превращая огонь в черный дым. Преодолевая адскую боль, боксер нанес противнику ответный удар и раздавил еще одну лампу.
– Дик! – крикнула Кэролайн. – Там мистер Малберри!
– Где?
Кэролайн указала вниз:
– На краю второй скамьи сзади. Он обмотал голову мокрой тряпкой, чтобы протрезветь, и показывает…
Даруэнт проследил взглядом за направлением указательного пальца адвоката и увидел кучера голубой кареты.
Кучер стоял в партере, неподалеку от Аллеи Щеголей, глядя вверх. Высокий и худощавый, он казался незыблемым, как скала, среди всеобщей сумятицы. Призрачное сияние бутафорской луны освещало длинную накидку с пятнами зеленой плесени, шляпу с низкой тульей и сверкающие торжеством глаза поверх коричневого шарфа.
Склонившись над барьером ложи, Даруэнт сложил руки рупором, чтобы кучер мог услышать его сквозь адский грохот.
– Я здесь, – крикнул он, глядя прямо в глаза кучеру, – и здесь останусь! Поднимайтесь сюда!
Впервые после дуэли с Бакстоуном в голосе Даруэнта звучала смертельная угроза.
– Дик, – тихо предупредила Кэролайн, – они начинают двигаться к южной двери.
– Я этого ожидал. Вам пора уходить, дорогая. Не беспокойтесь. Элванли обо всем позаботится.
Лицо Кэролайн стало почти таким же белым, как ее платье.
– Дик, ведь эти боксеры ничего не имеют против мадам Вестрис, не так ли? Все это подстроено кучером, чтобы пустить пыль в глаза. Что им нужно на самом деле?
Она содрогнулась при виде удовлетворения на лице Даруэнта.
– Боюсь, дорогая, им нужен я.
– Кучер поднимается сюда?
– Да.
– Вместе со своими громилами?
– Да.
– Тогда у вас нет ни единого шанса! Каждый из них может убить вас одной рукой!
– Весьма вероятно, дорогая.
– Чем же вы собираетесь защищаться? Вашей шпажонкой, у которой даже нет острых граней? Они сломают ее, как игрушку! Дик, я не позволю вам так рисковать! Я не уйду!
– У вас нет выбора, Кэролайн. Разве вы не слышите, что происходит?
Несколько секунд они прислушивались к топоту ног по коридору за ложами, который смешивался с протестующими криками женщин.
В дверь негромко постучали, и в ложу вошел лорд Элванли. Круглолицый маленький пэр улыбался, держа в левой руке открытую табакерку.
– Вы были абсолютно правы, мой дорогой Даруэнт, – заговорил он, словно поздравляя собеседника. – Они пытаются атаковать верхние ложи с южной лестницы, так как там шире ступеньки. Большинство факельщиков, служащих в театре, охраняет северную дверь. Мы можем спокойно вывести дам через нее.
– Отлично! – кивнул Даруэнт. – Как насчет других ярусов?
– Публика там предупреждена. Но все атаки будут ложными, исключая этот ярус.
Вспыхнувшее на сцене пламя осветило Элванли, подносящего понюшку к носу. Слышался треск горящих половиц, но передаваемые по цепочке ведра с водой гасили огонь, и партер заволакивало едким дымом.
– Итак, миледи? – вежливо обратился Элванли к Кэролайн.
– Я не уйду!
Сквозь открытую дверь ложи Даруэнт видел процессию дам, спешащих к выходу. Многие, проходя мимо, заглядывали к ним.
Леди Джерси шествовала с высоко поднятой головой, как царица Боадицея[117]. Голубые глаза леди Каслри, полные страха и любопытства, скользнули по Кэролайн, Даруэнту и дивану, прежде чем кто-то не подтолкнул их обладательницу в сверкающие бриллиантами плечи. Маленькая леди Сефтон тоже спешила вперед, громко выражая беспокойство о своем муже и своей собачонке. Хорошенькая мисс О'Нил, звезда «Друри-Лейн», не стесняясь плакала – не столько из-за драки, сколько из-за того, что ее первый визит в ложу истинного аристократа оказался прерванным.