Элфред и Томас, стоя в дверном проеме, что-то прорычали, словно ручные тигры. Кэролайн прислонилась к оконной портьере, закрыв глаза.
– И это наименьшее доказательство против вас, Джемми, – дружелюбным тоном продолжал Даруэнт, хотя и чувствовал боль в лопатках от смертельной усталости. – Находясь в государственном секторе Ньюгейта, я нарочно проиграл вам в карты несколько тысяч, так как хотел, чтобы вы ввели меня в общество и помогли встретиться с сэром Джоном Бакстоуном. – Лицо Даруэнта помрачнело. – Я не особо следил за моими словами и тоном, а вы отнюдь не дурак, Джемми, и догадались, что я хочу повидать Бакстоуна не с целью пожать ему руку. Десятилетний ребенок понял бы, что я намерен драться с ним на дуэли. И вы ухватились за удобную возможность. Несмотря на ваши назойливые расспросы, я ничего вам не сообщил. Но вы знали, что я видел комнату с красно-золотыми обоями и вазой с апельсинами и видел мертвеца. Если бы я хотя бы обнаружил связь между вами и Фрэнком Орфордом, мертвецом стали бы вы. Так не лучше ли мне было пасть от пули Бакстоуна?
– Надеюсь, вы на меня не в обиде, старина? – ляпнул Джемми, и Таунсенд внезапно расхохотался.
– Какие могут быть обиды, – вежливо отозвался Даруэнт.
Он ясно видел, что Джемми не лицемерит, а искренне считает себя славным парнем. Если беспечный мотылек замышляет и осуществляет смертоносный план, то не по злобе, а лишь потому, что должен получить то, что хочет.
– Когда вы представили меня Бакстоуну в клубе «Уайтс»…
– Я ведь не хотел этого делать, верно?
– Жаль, что мы не вели письменный протокол, – усмехнулся Даруэнт. – Каждое ваше блеяние, якобы из желания уладить дело миром, только подстрекало нас обоих, что и было вашей подлинной целью. А потом, когда я подошел к выходу из клуба и вы последовали за мной… Помните тот момент?
– Конечно, черт возьми! Почему бы и нет?
– Мы ведь были там только вдвоем, не так ли?
– Ну и что? Разве не может человек подойти к выходу из собственного клуба?
– Я сказал вам, что через два часа должен быть в своем доме… вернее, в доме моей жены – на Сент-Джеймс-сквер.
– Вы выглядите как пугало! Почему бы вам не почистить одежду?
Даруэнт широко улыбнулся:
– Спустя три четверти часа в меня выстрелили из пистолета через окно квартиры Тиллотсона Луиса. Во всем Лондоне только вы знали, где я нахожусь.
Последовало гробовое молчание.
Маленький толстый раннер, глубоко заинтересованный происходящим, начал ковырять в зубах лезвием карманного ножа. Это плохо соотносилось с его модной прической.
– Как же вы любите рисковать! – воскликнул Даруэнт, с любопытством глядя на Джемми. – И не только играя в карты! Было меньше одного шанса из ста, что вы увидите меня в окне напротив. Но вы явились туда в безупречном вечернем костюме – прошу прощения за состояние моего – с заряженным пистолетом под накидкой. Удача сначала улыбнулась вам, а потом посмеялась над вами. Вы промахнулись.
Джемми, успевший обрести хладнокровие, вскинул голову и усмехнулся:
– Бросьте, старина! Если я знал, что Джек собирается прикончить вас следующим утром, зачем мне было стрелять в вас?
– В том-то и дело, Джемми, что вы этого не знали!
– То есть как?
– Когда я расстался с вами у дверей клуба, вы были почти в истерике и с трудом контролировали собственную речь. Вы ожидали, что я выберу пистолеты, но я выбрал сабли. Если бы я настаивал на своих правах, чего следовало ожидать от учителя фехтования, то вполне мог бы убить Бакстоуна. А вы, бедняга, остались бы ни с чем, да еще с обвинением в прямом и косвенном соучастии. Поэтому вы потеряли голову и спустили курок.
– Чертовски умно с вашей стороны, старина. Но вы не можете этого доказать.
– Могу, – возразил Даруэнт. – Таунсенд!
Старый раннер, положив нож на пол, полез в бездонный карман и вытащил скомканный грязный обрывок газеты.
– Когда вы приходили ко мне потом, – продолжал Даруэнт, – этот клочок бумаги выпал из-под вашего шикарного черного жилета с перламутровыми пуговицами и оказался на полу.
– Неужели?
– Да, и вы этого не заметили. Но вам хорошо известно, Джемми, что в качестве пыжей для пистолета обычно используют газету. Этот клочок, как видите, выглядит так, словно, перепачканный порохом, он оторвался, когда пыж заталкивали слишком поспешно. Я отправил его в письме к мистеру Таунсенду вместе с гонораром…
– Весьма щедрым гонораром, милорд!
– …и просьбой обыскать ваши комнаты на Честерфилд-стрит. Ну, Таунсенд?
Раннер выпятил брюшко и заговорил таким тоном, словно давал показания в суде:
– В назначенный день я и Том Джиллифлауэр обыскали вышеупомянутые апартаменты. В шкафу для сапог в спальне обнаружен старый тяжелый пистолет с выгравированным на нем именем обвиняемого. – Из объемистого кармана Таунсенд извлек пистолет и возвратил на прежнее место. – С помощью маленькой пилочки из дула удалось достать необожженные обрывки пыжа. Они вырваны из экземпляра «Тайме», куда был завернут пистолет. Найденный вами обрывок с датой точно подошел к этому экземпляру. Заявление о находке подписано Дж. Таунсендом, эсквайром, и Т. Джиллифлауэром.
– Какую же комедию вы разыграли, Джемми! – вновь заговорил Даруэнт. – Намекали, что меня обвинят в трусости, расписывали в красках, как насмехался Бакстоун над дуэлью на саблях, как будет реагировать на это haut monde![122] Но у меня были права, хотя вы пытались убедить меня, что они ничего не стоят, и любой дурак настаивал бы на них, если бы только не был метким стрелком. Однако вам удалось меня убедить, и, уходя, вы чуть не плакали из-за того, на что меня обрекли. – Даруэнт провел рукой по мокрым волосам. – Хотя только что вы пытались застрелить меня в спину.
– Я всего лишь мотылек, старина! Мотылек не может повредить.
Даруэнт повысил голос:
– Что скажете, господа присяжные? Виновен обвиняемый или нет?
– Виновен! – одновременно отозвались Элфред и Томас, шагнув вперед.
– Он грязный… – Кэролайн была не в силах продолжать.
– Пожива для палача, – кивнул Таунсенд, снова ковыряя зубы ножом.
– Вы не имеете права держать меня здесь! – почти шепотом произнес Джемми.
– И судить вас тоже пока не имеем права, – согласился Даруэнт. – Но вы получите справедливый шанс. Загляните в нижнее отделение буфета и выберите оружие.
– Оружие?!
– Да.
Тело Джемми напряглось. Он медленно двинулся вперед, остановившись под люстрой. Свечи среди стеклянных призм догорали и начали подтекать, но ни хозяева, ни гости этого не замечали.
– Послушайте, старина! – Джемми судорожно глотнул. – Я не трус, уверяю вас. Вы бы удивились, увидев, как я владею саблей. Но рисковать жизнью… – Его голос перешел в почти женский визг. – Это немыслимо, Дик! Только дураки способны на такое! Лежать под землей, где нет ни альбомов для стихов, ни модной одежды! Я не стану с вами драться! Вы не можете меня заставить!
Громкий звук заставил всех вздрогнуть, но они сообразили, что Джемми тут ни при чем – это распахнулась парадная дверь.
В столовую величавой походкой шагнул мистер Хьюберт Малберри, в белой шляпе, сдвинутой на ухо.
– Отойдите от него! – рявкнул он.
Адвокат не был пьян – он выпил всего лишь три или четыре стакана бренди, чтобы поднять дух и прочистить мозги. Малберри снял шляпу таким царственным жестом, что Томас тотчас подбежал забрать ее.
– Кто вы такой, черт возьми? – огрызнулся Таунсенд, хотя отлично знал и мистера Малберри, и его умственные способности.
– Замолчите, вы, подонок с Боу-стрит! – цыкнул на него адвокат. – И позвольте юристу представить доказательства!
Таунсенд не лгал, утверждая, что он лучший ловец воров. Когда он умер шестнадцать лет спустя, то оставил двадцать тысяч фунтов, полученных в качестве гонораров и знаков благодарности королевской семьи. Но он безропотно уступил Хьюберту Малберри, так как сразу понял, что неряха адвокат знает правду.