- Интересно, не происходит ли сейчас в гостиной нечто похожее? - лукаво спросил мистер Пенденнис, склонившись над нежной ручкой жены.
- Что за вздор, Артур! Однако пора к ним вернуться. Господи, я уже отсутствую три четверти часа!
- По-моему, они вполне без тебя обходятся, моя радость, - ответил ее супруг.
- Она, верно, его очень любит. Постоянно сюда приходит. Уж конечно, не для того, чтобы послушать, как ты читаешь Шекспира, Артур, или же познакомиться с отрывками из твоего нового романа, хоть он и восхитительный. Ах, если бы леди Кью скрылась на дне морском вместе со своими шестьюдесятью тысячами фунтов!
- Но ведь Этель говорила, что хочет поделиться этими деньгами со своими младшими братьями. Так она объяснила Клайву, - возразил мистер Пенденнис.
- Просто стыдно слушать! А почему бы Барнсу Ньюкому не поделиться с братьями? Прямо слышать не могу!.. Господи, да что это?! Никак, Клайв уезжает! Клайв! Мистер Ньюком! - И хотя жена, подбежав к окну кабинета, делала оттуда всякие знаки нашему другу, он лишь покачал головой, вспрыгнул в седло и с печальным видом ускакал прочь.
- Когда же я вошла в гостиную, Этель плакала, - рассказывала мне потом Лора. - Я видела, что она плачет; но она подняла личико от цветов, в которые уткнулась было, и принялась смеяться и болтать и все про вчерашний парадный завтрак у леди Обуа, прибегая к помощи своего отвратительного светского жаргона; а потом объявила, что спешит домой, чтобы переодеться и ехать к миссис Бут, у которой сегодня после полудня тоже завтрак.
Итак, мисс Ньюком умчалась к своим банкетам и бездельникам, пустозвонам, пустомелям, притворам и повесам, а милое и спокойное личико Лоры глядело ей вслед. У миссис Бут состоялся грандиозный завтрак. Мы прочли в газетах список именитых гостей, среди коих были его королевское высочество герцог Такой-то с супругой, некий германский принц, индийский набоб и прочие и прочие; среди маркизов значился Фаринтош, среди лордов - Хайгет; присутствовали также леди Клара Ньюком и мисс Ньюком, каковая, как сообщил наш знакомец, капитан Крэкторп, выглядела просто сногсшибательно и была чертовски весела.
- Его императорское высочество светлейший Фаринтош совершенно без ума от нее, - рассказывал капитан, - так что нашему бедняге Клайву остается только пойти да повеситься. Вы обедаете с нами в "Бурде и Закваске"? Народ соберется отличный. Ах да, совсем забыл, вы же теперь человек женатый! - И с этими словами капитан скрылся в подъезде гостиницы, близ которой повстречал его автор сей хроники, предоставив последнему воротиться к своему домашнему очагу.
^TГлава LI^U
Старый друг
Я бы мог начать настоящую главу, как порой это делает в своих рыцарских романах один современный автор, с описания ноябрьского дня, падающей листвы, побуревших лесов, надвигающихся штормов и других примет осени, а также двух всадников, едущих по романтической горной дороге от... от Ричмондского моста к "Звезде и Подвязке". Один из всадников молод лицом и носит белокурые усы; лицо другого опалено чужеземным солнцем, и по тому, как он сидит на своем могучем скакуне, нетрудно догадаться, что ремесло у него солдатское. Судя по его виду, он, наверно, не раз бился на Востоке с врагами своей родины. Вот путники спешиваются у ворот домика на Ричмонд-Хилл, и навстречу им выбегает господин, который бросается к ним с распростертыми объятьями. Коней отводят на соседний постоялый двор, но тут я прерываю свое описание, ибо читатель уже давно признал этих двух всадников. Да, это Клайв, побывавший на Мальте, в Гибралтаре, в Севилье и Кадиксе, а с ним наш старый и любезный друг, полковник Ньюком. Его походы окончены, меч висит на стене, и пусть теперь порох и солнце обжигают тех, кто моложе. Добро пожаловать обратно в Англию, милейший наш полковник и добрый друг! Как быстро пронеслись годы, что его здесь не было! В волосах его появилось еще несколько седых прядей. Морщины вкруг его честных глаз обозначились чуточку резче, а взгляд этих глаз все такой же решительный и добрый, как в те дни, когда я, почти мальчиком, впервые его увидел.
Мы немного поговорили о его плаванье, о приятном путешествии через Испанию, об уютных комнатах, которые Клайв снял для себя и отца, о переменах в моей собственной жизни и о прочем. Во время нашей беседы сверху донесся жалобный писк, заставивший мистера Клайва рассмеяться, а полковника улыбнуться. Мистер Клайв впервые слышал этот тоненький голосок, да ведь эта свирелька и всего-то лишь шесть недель как звучала на свете. Лора Пенденнис считает ее звуки самыми мелодичными, самыми привлекательными, веселящими душу, а порой самыми жалостными и трогательными, какие когда-либо испускал младенец; это убеждение разделяет, конечно, и миссис Хоуки, доверенная нянюшка. Супруг Лоры не выказывает подобного восхищения, он, будем надеяться, держит себя, как подобает отцу и мужчине. Мы не станем описывать его чувства, поскольку они не имеют прямого отношения к излагаемым событиям. Несколько позже, уже перед тем, как нам идти к столу, хозяйка спускается в гостиную, чтобы приветствовать старых друзей мужа.
Здесь я не могу устоять перед искушением и позволяю себе еще одно отступление, которое, разумеется, не имеет ничего общего с нашей повестью, однако, сделанное точно и скупо, легко уложится в полстраницы. Ибо вряд ли есть на свете зрелище более восхитительное, чем вид молодой матери. Если женщина и раньше была хороша собой, то ее нынешняя чистая радость придает этой красоте какую-то особую утонченность, граничащую почти со святостью, покрывает ее ланиты еще более нежным румянцем, а в глазах зажигает неведомое нам тихое сияние. Я заранее предупреждаю художника, который возьмется иллюстрировать нашу правдивую историю, чтобы он не посягал на этот образ. Как бы ни был хорош его рисунок, он никогда полностью меня не удовлетворит.
Даже сэр Чарльз Грандисон, когда он выступил вперед и отвесил мисс Байрон изящнейший из своих поклонов, даже он, ручаюсь, в своей благородной грации не мог превзойти полковника Ньюкома, приветствовавшего миссис Пенденнис. Разумеется, что они, едва увидев друг друга, стали друзьями. Ведь большинство наших симпатий рождается с первого взгляда. Перед тем, как сойти к гостю, Лора накинула на плечи одну из присланных им шалей - малиновую с красными пальмовыми листьями и пестрой каймой. Что касается другой подаренной им шали, бесценной белой паутинки, точно сотканной руками фей, и легко проходившей сквозь кольцо, то она, как догадываются дамы, уже была использована в качестве полога над плетеной колыбелью мистера Пенденниса-младшего.