И тогда пересохнет глотка твоя,
Не освеженная кровью жертв,
Перестанет жадная пасть
Печенью наполняться сырой...
Двигающаяся глотка твоя
Высохнет добела...
Твой семисаженный язык
Пересохнет, окостенев,
И острым своим концом
В нёбо твое врастет;
И закатится солнце твое,
И наступит смертный твой час! —
Так орлиный клекот
Громо́во звучал,
Будто кто-то о медный чан
Колотушкой звонкой стучал...
Услыхав заклинанья его,
Заохали под землей
Чудовищная хозяйка горы
Уот Холуонньай Хотун.
Перехватило дух у нее,
Тяжести богатырских ног
Не выдержала она,
Рухнула, протяжно хрипя,
На крутящееся ложе свое,
Задыхаясь, икая, навзрыд
Лепетать, бормотать начала.
ГОЛОС ДУХА-ХОЗЯЙКИ ДОРОГИ
Алаатанг! Улаатанг!
Абытай-халахай!
Ох, болит!
Ох, палит нутро!..
С незапамятных пор
Не запомню я
Тягости непомерной такой.
Давящей душу мою!
Будто бранного мира всего
Бремя взвалено мне на грудь...
Мое сердце,
Мой мозг спинной
Ты своим ядовитым
Дыханьем спалил,
Око спины моей
Раздавил!
Легкие раздулись во мне,
Удушье томит!.. Задыхаюсь я!
Подбрю́шина рвется моя,
Пришла моя смерть, видать!..
Эй, люди рода айыы
С поводьями на спине!
Эй, солнечные богатыри,
На чьем загривке небесный чембур!
Если вы дорожите жизнью его,
Если жалеете вы его,
Уберите отсюда,
Снимите с горы
Нюргун Боотура-богатыря!
Тяжести ног его
Вынести я не могу!
Только обильные жертвы его
Удерживали меня до сих пор...
Пройдет еще миг один,
И в пропасть его — в провал
Сброшу я с крутизны!
Ох, больно,
Ох, душно мне!.. —
Так, зубами железными скрежеща,
Корчась в подземелье своем,
Злобно прокричала она.
ПЕСНЬ ВОСЬМАЯ
Издревле
Истоки берет —
Далеко
Олонхо течет!
При запеве родившееся дитя
Бегает, кувыркаясь, теперь...
Взвыл Уот Усуму,
Ускользнуть не успел.
Халбас-Хара
Хлестнул, улетел...
Летающий высоко
На Мотыльково-белом коне
Юрюнг Уолан удалой
С молодою своей женой,
С поезжанами и родней
Приехал в долину Кыладыкы,
Где простерлась его земля —
О восьми окоемах ширь,
О семи ободьях простор,
Где неистово взлетают пески,
Голосистые задувают ветра...
Под сенью древних дерев,
У синей опушки лесной,
На восточной блистающей стороне,
Где спускается с высоты,
Одаряя щедро своих детей,
Жизнедарящая Иэйэхсит,
Снял Юрюнг Уолан с седла
Светлоликую Туйаарыму Куо,
Прекрасную подругу свою,
И, за́ руку взяв ее,
Сердечную хвалу вознося
Покровительнице своей,
Могучей матери Айыысыт,
Благодарностью и добром помянув
Благодатную Аан Алахчын,
По тропинке, устланной
Свежей травой —
Восьмиветвистою осоко́й,
К солнцу лицом обратясь,
Тихой поступью
Супругу свою
По кругу три раза обвел
Вокруг резного столба
Коновязи большой,
Украшенного семью
Пучками жертвенных
Конских грив.
Тут, с отгонных лугов, с берегов
Девяти многоводных рек,
Из урочищ восьми ручьев
Пригнали белый ржущий поток,
Пригнали черный мычащий поток,
Чтоб на славу устроить пир.
Ввел жену Юрюнг Уолан,
Обвив ей руки свежей травой,
В просторный серебряный дом
Под кровлею золотой,
А там домочадцы его
Перед пылающим очагом
Поднесли им высокий чорон,
Пенящийся кумысом.
Вкруг очага Юрюнг Уолан
Обвел молодую жену,
Достойную подругу свою,
Любовно ее усадил
На почетном ороне своем,
На покрове из шкур
Чернобурых лис.
Повалили без счета
Молодых кобылиц,
Зарезали тучных коров,
Поставили котлы на огонь,
Угощенье обильное для гостей
Приготовили, начали пир...
Гости досыта
Угощались там
Жирною едою мясной,
Крепким густым кумысом
Прохладили горло свое,
Взбодрили усталый дух,
Восемь дней пировали подряд...
...После праздника, на девятый день,
Ветер западный налетел,
Внезапно снег повалил,
Белая закипела пурга,
Град загремел,
Ураган зашумел...
Из клубящихся облаков,
Из летящей мути и мглы,
Выдохнув из пасти огонь,
Вылетел огненный змей
И, девятирядную стену жилья
Развалив ударом хвоста,
Ясноликую Туйаарыму Куо
За девятисаженную косу схватив,
Поднял на воздух,
Умчал в высоту,
Кричащую громко унес
В вихрящийся темный провал
Бесноватых южных небес.
Услыхав чей-то грозный рев,
Услыхав пронзительный жалобный крик
Пропавшей своей жены,
Бедняга Юрюнг Уолан
Поглядел растерянно по сторонам,
На ноги проворно вскочил,
Выбежал на широкий двор,
Всю долину Кыладыкы
Вдоль и поперек обежал;
Ища Туйаарыму Куо,
Кричал, призывал ее —
Ответа не услыхал...
Так он сразу все потерял!
Восьмигранную землю-мать
За девять суток обрыскал он —
Ни следа нигде не нашел.
Сокрушился могучий дух,
Помрачился разум его.
Горько плача,
Громко крича,
Обезумевший Юрюнг Уолан
Куда глаза глядят убежал,
Пропал неведомо где...
* * *
Уот Усуму Тонг Дуурай
Добычу свою — Туйаарыму Куо
По воздуху унося,
Оставляя огненный след,
Все небо, как молния, пересек
И опустился за край земли
На черной, другой стороне
Ненасытно алчных
Южных небес,
На восточном сумрачном берегу
Моря Энгсэли-Кулахай[310],
На северной стороне
Колдовского поля Хонгкурутта[311],
Где обитали абаасы,
Лопотавшие, как стая гагар,
На неведомом языке.
Посреди колдовского поля того
Вертелся железный дом;
Кубарем, ни на чем не держась,
В сумраке, лязгая и грохоча,
Вверх подпорками, крышей вниз,
Черное кружилось жилье.
Топнул ногой Уот Усуму, —
Тут же, повинуясь ему,
Перестал вертеться железный дом,
Твердо на лапы встал.
На крыше дома
Открылась дыра.
Через ту дыру
Уот Усуму
Пленницу в дом втащил;
Бросил на железный орон
Подстилку, сшитую кое-как
Из облезлых, содранных с падали шкур
Эти шкуры, снятые с лошадей,
Околевших от шатуна,
Висели в прежние времена
На жертвенных деревах,
Проклинаемые людьми...
Проворно Уот Усуму
С подстилки руками смахнул,
Ладонями раздавил
Нечисть разную —
Вшей и блох,
Как лягушки, попрыгавших по углам,
Разбежавшихся, как жуки.
От нетерпенья дрожа,
Стал Уот Усуму принуждать
Прекрасную Туйаарыму Куо
Лечь на железный орон,
Ложе с ним разделить.
ТУЙААРЫМА КУО
Опомнись, хозяин-тойон!
Одумайся, что затеял ты?!
Обезумел ты вовсе, видать,
С беременной хочешь спать?
Благородный твой род
Тебя проклянет,
Отпрыски священных небес
Отрекутся навек от тебя,
Брезговать будут тобой,
Коль прикоснешься ты
К телу нечистому моему!
Обитатели высоких небес
Проклятьями так очернят
Твой лучезарный лик,
Что противно будет смотреть на тебя!