Нюргун Боотур Стремительный [без илл.]

Если полетим на восток
Великой равнины Кыладыкы,
Где по светлому небосклону бегут
Перистые облака,
Что похожи на пеструю грудь
Тетерева, глухаря,
На востоке откроются нам
Темные глухие леса...
До другого края этих лесов
Никакая птица не долетит.
В том лесу исполины-деревья растут,
Шелестят густою листвой;
С их древних стволов
И толстых ветвей
Сама спадает кора.
Похожи деревья в этом лесу
На шаманок давних времен,
Когда встречали с пляской они,
Буйно прыгая и кружась,
Неистово в бубны гремя,
Идущую к ним наяву
Жизнедарящую Иэйэхсит,
Когда благодатной своей рукой
Поглаживает она
Золотистые щеки свои,
Румяные, как закат и рассвет
На ясном небе весной.

Если на крылатом коне
Дальше полетим на восток,
На открытом просторе увидим мы
Величавое в блеске своем
Озеро с островом среди волн.
В нем вода, как белое молоко,
Желтым маслом сверкает рябь,
Творожные отмели на берегу.
Гоголи с плеском ныряют там,
Турпаны слетаются там...
Еще дальше синее озеро есть;
По белым балкам,
С зеленых гор,
Прыгая по камням, журча,
Сбегают к нему ключи;
Аисты зимуют на нем,
Каменушки-утки зимуют на нем...

И еще чудесное озеро есть, —
Его зеркальная гладь
Не туманится никогда...
Здесь птицы-стерхи поют,
У которых граненый клюв,
Красная кайма на глазах;
Сюда слетаются журавли,
Здесь гагары играют, нырки.
Если дальше еще глядеть
Сквозь утреннюю лучистую мглу —
За тремя озерами, вдалеке
Увидим: с неба до самой земли
Опускается изволоком перевал,
Радугой переливаясь, горя...

Когда ходящий на двух ногах,
У кого лицо впереди,
К Юрюнг Аар Тойону
В Верхний мир
Обращаясь, песню поет —
По уступам небесного склона того
Иэйэхсит нисходит к нему,
Айыысыт одаряет его.
Если быстрый брошу отсюда взгляд
В пасмурный низ,
В бездонную щель
Метели кружащего, колдовского
Северного склона небес, —
Выступят из мглы вихревой
Восемь свирепых горных вершин...
Там великий Куктуйский пролег перевал,
Там вечно лютует буран,
Будто древний колдун-шаман
Днем и ночью кружится,
Снега подымая,
Громко в бубен свой ударяя,
Камлает неистово —
Правит кырар[85],
Косматыми волосами трясет...
А за горами вдали
Светлый открывается дол;
Березы белые там растут,
Похожие на стада лебедей,
На стройных, как стерхи,
Женщин-хотун,
Когда степенно выходят они
На широкий, ровный алас,
Где праздничные игры идут,
И сами — радуясь и смеясь,
Колыхаясь красиво,
Ровно ступая,
Пляску свою ведут...
Серебряные украшения их
Сверкают, бряцают в лад,
Алым шелком горят у них
Собольих шапок верхи,
Белеют бляхи на лбу.

А за долиной белых берез
Железные горы ввысь поднялись,
Будто красные жеребцы
Яростно взвились на дыбы,
Грызутся между собой;
Словно могучие лоси-самцы,
Ощетинив шерсть на загривках крутых,
Сшиблись и застыли навек —
Так вот, острые горбя хребты,
Эти горы тесно сошлись.
Между гор теснина лежит,
А по той теснине из-под колдовских
Северных, метельных небес
Хоромню́ Хаана орда[86]
Выходила на белый свет
Грабить и убивать людей
Солнечного улуса айыы.
Эта теснина и есть —
Великанша Куктуй-Хотун[87];
Здесь она разевает бездонную пасть,
Здесь — опасные колдовские места.
По этой теснине глухой,
Из бездонно погибельного жерла
Выходили нижние абаасы,
Истребляя все, как огонь,
Разрушая все, что успел собрать,
Что успел создать, взрастить, накопить
Добросердечный народ айыы.

От Сюнг Хаана в былые века,
От племени
Сюнг Дьаасына[88]
Приявший бессмертный дух и судьбу,
Выше этих железных гор
На округло-широких крыльях своих
Носитель смерти парил —
Небесный орел Хотой Хомпорун[89],
С металлически-звонким клювом своим,
С клекочуще-каменным нёбом своим,
Медные лапы, хвост острогой.
По ночам прокрадывался сюда
На волосатых лапах своих
Невидимка Тимир Дьигистэй —
Старейший средь нижних абаасы.
Трижды мог умереть он
И трижды ожить —
Так предначертано было ему ..