А угрюмый Уот Усутаакы
Тяжелодумной своей головой,
Всей широкой своей спиной,
Всей утробой черной своей,
Думал, соображал:
— Лихая будет у парня жена...
Такая спуску не даст,
Не упустит его из рук...
Ну и пусть! И ладно ему! —
Но сомнение все ж оставалось в нем,
Опасение было в нем;
Несуразное он поднял лицо,
Безобразное — в провалах, в буграх,
Переносицу сморщил, как злобный пес,
Перекосил широкую пасть,
Железные оскалил клыки;
Словно ящерица,
Семисаженный язык
Высунулся из пасти его,
Толстую шею
Обвил, как змея,
Скользнул по двум широченным плечам;
И, чавкая и мыча,
Порявкивая,
Медведем рыча,
Уот Усутаакы,
Как волк, протяжно завыл,
Зычно заголосил,
Три хохочущих пропасти под землей
Криком будорожа своим...
УОТ УСУТААКЫ
Ишь ты — важность какая!
Ишь ты — беда!..
Ты — с поводьями на загривке своем
Исподволь подольстившийся к нам,
Искристого солнца дитя,
Если ты решил убежать,
Обмануть задумал меня,
Умыкнуть невесту мою,
Если честью не дорожишь,
Ты от мести моей не уйдешь,
Пропадешь,
В могилу сойдешь!
Ты запомни, мой
Зятек дорогой,
Неразумной своей головой,
Ты запомни
Горячим сердцем своим,
Не переносящим обид,
Подобное смерти слово мое
В память свою впитай:
Если нарушишь наш уговор,
То не скроешься нигде от меня!
Спереди и сзади в тебя
Стрелы гибельные полетят...
Я приду послушать твой смертный хрип,
Посмотрю, как в твой смертный час
Вырвется три раза подряд
Белое дыханье твое!
И пожру я нежное тело твое,
Обнажу я белые кости твои,
Обгложу я дочиста их,
Выпью красную кровь твою,
Ни на камень, ни на песок
Ни капли не уроню...
И пеняй тогда на себя
И меня ни в чем не вини!
Ну, смотри ты, девка,
Сестрица моя,
Ржавая харя,
Жадная пасть,
Коль пропустишь слова мои мимо ушей,
Коль упустишь его из рук,
Я, проклятая, кровью с тебя взыщу!
Я заклятье древнее развяжу,
Выпущу я из тебя
Уймищу белых червей,
Тысячи лягушек и жаб,
Тысячи тысяч гудящих жуков,
Чтобы ползали, прыгали по тебе,
Чтобы терзали тебя...
Если юноша, славный твой женишок —
Юрюнг Уолан удалой
Вздумает от тебя убежать,
Если он высоко полетит
На своем Мотыльково-белом коне,
Волшебством ты его обведи,
Колдовством его догони,
Втягивая воздух в себя,
Как пушинку его притяни,
Клювом железным своим
Грудь ему растерзай,
Вырви сердце бьющееся его,
Выпей живую кровь!
Если скроется он под землей,
Ты рукой когтистой своей,
Ты рукой ветвистой своей
Вытащи оттуда его,
Вырви твердое горло его
И журчащим, свистящим клювом своим
Черную печень его расклюй!
Если только он от нас убежит,
Настанут погибельные времена,
Навсегда омрачатся тогда
Наши славные имена...
Предсказано было мне,
Что скачущий на Вороном коне,
Стоя рожденном
На грани небес,
Стремительный Нюргун Боотур
Залетит в подземный провал,
Заглянет через трубу
В заветное наше жилье.
Если он нападет на нас —
Неуемный в гневе своем,
Не гостящий мирно в доме чужом,
Не уходящий добром,
Мира Среднего исполин,
Великих соседей сын,
Он шейные нам позвонки рассечет,
Вырвет кровавой рукой
Живые наши сердца,
Ничком он повалит нас,
Никому пощады не даст...
А покамест я на охоту пойду,
Нелегка охота будет моя,
Далека дорога моя.
Чтоб в изобильи пищи добыть,
Чтобы много дичи набить,
Чтобы свежего мяса запас
Для пира свадебного притащить,
Принужден я сперва истребить
Тридцать шесть коварных племен,
Корень вырвать скорби моей.
Ближних соседей моих
Я заставлю вопить и рыдать,
Дальних соседей моих —
Я заставлю выть и стонать.
Я выкурю их из улусов родных,
Не выходивших на мой призыв,
Не делившихся со мной подобру
Ни скотом, ни другим добром,-
Ух, как я им носы утру!
Сколько толстых чугунных голов
Слетит с широченных плеч
Дорогих моих земляков,
Много крови придется пролить
Родственникам моим!
Хоть и жалко мне их, дорогих,
Но пускай узнают они,
Что последний их отпрыск,
Правнучек их,
Заброшенное дитятко их,
Возмужал, окреп,
Стал свирепым быком,
Умыкнул Туйаарыму Куо,
Красавицу в жены взял.
Ну, мой молодой зятек,
Названный мой золотой сынок,
Мы две свадьбы справим —
Твою и мою!
Гору дичи для пира я притащу,
До отвала я угощу
Всех твоих худородных друзей,
Всех твоих отощалых гостей...
Жиру нет и на палец на брюхе у них,
В жилах бледная кровь у них,
Железы иссохли у них.
А для достойной сестрицы моей —
Для пустой утробы ее —
Столько мяса я припасу,
Ей такую гору еды навалю,
Чтобы брюхо до тошноты
Пищею набила она,
Чтобы высохший свой пищевод
Желтым жиром смягчила она,
Чтоб трещали кости у ней на зубах,
Чтобы чавкала, грызла,
Смоктала всласть! —
Молвив такие слова,
Уот Усутаакы,
Пасть прикрывая рукой,
Раскатисто захохотал...
Тут с пронзительным криком он
Закружился, гудя, как вихрь,
Обернулся змеем о трех головах —
И, полыхнув огнем,
Шумно к темным тучам взвился,
Шипя, улетел, пропал...
* * *
На Мотыльково-белом коне
Летающий высоко над землей,
Блистающий красотой
Юноша удалой,
Юрюнг Уолан-богатырь,
Уразумев, что погибель его
Далеко теперь отошла,
Глубоко, облегченно вздохнул
И, обратив лицо
К страшной невесте своей,
Крутящей подолом,
Дымящей хвостом,
Грозящей железным носом-пешней,
К потаскухе подземных трех пропастей,
К молодухе трех тысяч отроду лет,
Когтистой девке-абаасы,
Неистовой Кыскыйдаан Куо,
Заглянул ей прямо в глаза,
Заговорил горячо.
ЮРЮНГ УОЛАН
Кэр-даа-бу!!! Кэр-даа-бу!!!
Красавица ты моя,
Свет очей моих,
Сила крыльев моих,
Милая Кыскыйдаан Куо!
Перестань подолом беспечно крутить,
Перестань хвостищем дымить,
Погодим ликовать и шутить,
Подумаем, как нам быть...
Томит меня страх,
Тревожит меня,
Что задумал грозный твой брат —
Уот Усутаакы.
Он задумал нас погубить,
Он задумал нас в рабов превратить,
Воловье ярмо нам на шеи надеть,
В колодки наши ноги забить,
Чтобы мы всю черную грязь его,
Чудовищные изверженья его
Убирали покорно за ним,
Заметали его следы...
Он — жестокий — не даст нам уйти
На высокий зеленый хребет,
На свободный светлый простор
Восьмиободной средней земли,
На благословенное лоно моей
Несравненной, цветущей страны!
Если пустимся мы в побег,
Я боюсь — он успеет нам
Все пути из пропасти загородить,
Все выходы завалить...
Если в Среднем мире земном
Мне с тобой не жить,
Детей не родить, —
Чем вечные здесь обиды терпеть,
Чем видеть тебя — дорогую мою,
Любимую хозяйку-хотун
Рабыней, доящей чужих коров
В вонючем сыром хлеву,
Чтоб тебя будили пинком поутру,
Нет! Лучше мне умереть!