Нюргун Боотур Стремительный [без илл.]

Там — в одном углу пред тобой
В чашке соболя черепной,
Ярко блеснет
Живая вода;
А в другом подземелья углу,
В черепе медвежьем, перед тобой,
В затылочной чаше его,
Синим светом тускло блеснет,
Мертвая забрезжит вода...
Полный рот живой воды набери
И обратно скорей беги.

Если вспрыснешь меня живою водой,
Бросишь капли три на раны мои,
То, если я буду мертва,
Тут же пред тобой оживу,
На ноги резво вскочу
Такая же, как была! —

Только выболтала
Тайну она,
Тут же Юрюнг Уолан
Ухватил двумя руками свой меч
И взмолился в сердце своем:
— Сестра моя Илбис Кыыса,
Силу в руки мои вложи!
Грозный Осол Уола,
Правильно меч мой направь!
Время мое пришло,
Бестрепетно должен я
Когти длинные отрубить,
Клюв железный укоротить
У любимой жены моей! —

Так воскликнув,
Юрюнг Уолан
Блестящим взмахнул мечом
И ударом одним
У Кыыс Кыскыйдаан
Десять железных ее когтей
Вместе с пальцами отрубил.
Огнеглазая адьараев дочь,
Оборотень подземных бездн,
Отчаянно вскрикнула:
— Ох, беда,
Ох, умираю я!.. —

И рухнула, в корчах крутясь,
В судорогах колотясь
Всем грузным телом своим.
Отпрянул Юрюнг Уолан,
Испуганным прикинулся он,
В отчаяньи руками всплеснул,
Громко запричитал:
— О, горе мне!
О, позор!
Я убил неверным ударом своим,
Погубил невесту мою!
Преданную подругу мою
Предал смерти своей рукой!
Проклянут меня в трех мирах,
Отвернутся все от меня...

Тяжек на душе моей грех!
Скажут: он убийца жены...

И прогонят меня,
Как поганого пса,
Пинком отшвырнут,
Как пегого пса!
Чем такую муку терпеть,
Лучше самому умереть!

И рогатины острие
Он направил в сердце свое.

Увидала горе его
Кыскыйдаан Куо,
На ноги резво вскочив,
Рогатину с расписным древком
Пинком ветвистой ноги отшвырнув,
Захохотала она
И сказала богатырю;
— Ха! Чего испугался ты?
Как бы ты спас меня,
Если бы умер сам?
Разве так оживляют мертвых, глупец?
Разве так исцеляют раны, дитя? —

И смеясь,
Кыскыйдаан Куо
Облизала синим своим языком
Обрубленные пальцы свои.
Исцелились мгновенно раны ее;
Словно у комолой коровы комли,
Пальцы короткие отросли.
— Погляди! — сказала она,-
Какие красивые у меня
Пальчики без когтей...
А теперь, желанный мой друг,
Отруби железный мой клюв! —
Летающий высоко
На Мотыльково-белом коне,
Глубоко вздохнув, отвечал
Могучий Юрюнг Уолан:
— Не мучай! Не принуждай!
Не обу́чен владеть я мечом,
Не могу твой клюв отрубить...

А Кыскыйдаан Куо
Залопотала в ответ:
— Алаата, богатырь!
Отказываться поздно теперь!
Будь мужчиной,
Бери свой меч
И руби смелее мой клюв,
Укороти железный мой нос,
Маленький — на моем лице —
Красивый носик оставь! —

И семисаженную шею нагнув,
Плотно прижала она
К плоскому камню
Сопящий свой клюв,
Журчащий «чуур-чаар».

И сказал Юрюнг Уолан:
— Ты сама вынуждаешь меня
Делать то, что я не могу...
Если вред причиню, исцелит тебя
Дьэсегея живая вода! —
Тут взмахнул он блестящим мечом-пальмо́й,
Ударил невесту свою
По шее длинной ее,
Голову ей отсек.

Дух ее челюсти и языка
Вылетел из пасти ее,
Завертелся, в ящерицу превратясь,
И пропал, свистя и смеясь...

Потухшие закатив глаза,
Отрубленная голова
Простонала, зубами скрипя,
Мертвою пастью своей
Проклятье провыла она...