УОТ УСУТААКЫ
Ах, он дрянь, ах он рвань!
Ах, ползучая тварь!
Летал, скакал,
Отыскал, наконец,
Над кем издеваться,
Над кем надругаться!
Надо мной!
Ах, он — мелюзга!
Чем он хвалится?
Чем отличился он?
ТУЙААРЫМА КУО
Еще говорил Нюргун,
Что не выдержит Нижний мир
Поступи богатырской его.
Говорил, что тебя самого
Сперва оседлает он, как коня,
Плеткой будет тебя хлестать
На распутье восьми дорог;
Что тебя заарканит он, как быка,
На кресте девяти дорог,
Что загривок твой разобьет,
Уши у тебя оторвет,
Превратит тебя в батрака,
В корноухого раба своего,
Чтобы ты убирал за ним
Чудовищные изверженья его.
Каково это было слышать мне,
Нареченной твоей жене?
Лучше бы сквозь землю тогда
Провалилась я от стыда!
УОТ УСУТААКЫ
Ах, злодей! Ах, вор! Ну и ну!
Ох ты, лапушка дорогая моя!
Пташечка золотая моя!
За меня ты и впрямь болеешь душой?
Заступаешься за меня?
Недоносок этот Нюргун —
Неуемный бродяга, шатун,
Непоседа и озорник, —
Никогда нам покоя не даст,
Пока я на шею ему
Тяжелое не надену ярмо...
Я один — такой богатырь,
Что устоит перед ним,
Не попятится ни на пядь.
Будем драться, покамест один из нас
В яму не угодит...
А как будет победа моя,
За поношенье такое, за глум,
Я его, как по́роза, охолощу!
Я его в раба превращу,
Распускающего ремешки
Набедренников твоих...
Я его в презренного раба превращу,
Развязывающего шнурки
Ровдужных натазников дорогих
На священном теле моей жены,
Каждый раз —
Как настанет радостный час
Моего слиянья с тобой —
С благородной моей хотун.
Я его в последнего раба превращу,
Чтоб распластывался перед ложем моим,
Чтобы стал он подножьем моим,
Когда буду я возвращаться к тебе,
Когда буду взбираться я
На высокое лоно твое.
Будет он, как послушный раб,
Развязывать на тебе для меня
Натазники твои
Из лосиной ро́вдуги дорогой,
Поверху прошитые швом.
Будет он снимать с тебя для меня
Исподнее одеянье твое,
Швом прошитое вдоль пахов! —
Так сказал
И расхохотался злодей,
Прикрывая клыкастую пасть
Широченной лапой своей.
ТУЙААРЫМА КУО
Я сказала:
Был бы хозяин в дому,
Научил бы тебя уму!
УОТ УСУТААКЫ
Ах, ты светик ясненький мой!
Ах, как верно молвила ты!
Был бы дома в ту пору я,
Не посмел бы он угрожать!
ТУЙААРЫМА КУО
Когда же кончится смута и бой?
Когда же мы будем с тобой
Жить, как муж с любимой женой?
Когда заведем изобильный дом,
Огонь священный зажжем?
Великая чадородия мать
Мне велела детей для тебя рожать...
От ожидания у меня
Окоченела спина,
От желания у меня
Затылок одеревенел.
УОТ УСУТААКЫ
Аарт-татай!!! Вот не ждал, не гадал!!!
Я-то думал — я гадок тебе,
А ты скучала тут без меня?
Ах ты, медногрудая пташка моя,
А ты тосковала тут без меня?..
Ах, ты жаворонок златогрудый мой!
Ну-ка, дай — поцелую тебя
В личико беленькое твое!
Ну-ка, дай — приласкаю тебя!
Ну-ка, дай — обнюхаю я тебя —
Медногрудую птичку мою,
Златогрудую синичку мою! —
Всполошился Уот Усутаакы,
Заколотилось сердце его,
Задрожали кривые колени его.
Расстегнул он пояс железный свой,
Девятислойную распахнул
Кованую броню,
Защиту своей
Свирепой души.
Только он успел оголить
Черное тело свое,
Как очутился пред ним,
Откуда ни возьмись,
Богатырь великий средней земли,
Буйно-резвый Нюргун Боотур.
Обнаженный свой длинный меч
Он в живот адьараю всадил.
Удалого Уот Усутаакы,
Словно туес берестяной,
Ударом своим пронзил,
Черную печень его пропорол,
Многожильное сильное сердце его
Смертельным клинком поразил;
Боевую спинную жилу его,
Полнокровную
Становую жилу его
Пополам рассек.
Преисподних нюкэнов
Дух-властелин,
Прославленный адьарай
Содрогнулся и простонал:
— О-ох! Татат! Татат-халахай[224]!
О-ох, головушки девяти журавлей! —
И упал он, всхлипывая и хрипя,
Затрепетал, как рыба-гольян,
Насаженная на рожон,
Дрожью предсмертною задрожал...
Всем огромным телом забился он,
Выломил стену жилья,
Выкатился на простор
Вымощенного двора,
Заливая камни кровью своей.
НЮРГУН БООТУР
Смотрите, богатыри!
Вот он — повержен лежит —
Вор, на косматых ступнях
Выходи́вший
Разбойничать по ночам
Из подземелий своих!
Кривоногая тварь,
Кровавая пасть,
Не ты ли, злодей, разорял
Золотые угодья айыы-аймага
Колдовством восьмидесяти восьми
Пролетающих облаков?
Не ты ли, злодей, похищал
Солнцерожденных людей
С поводьями за спиной?
Не ты ль воровством,
Грабежом истреблял,
Напуская девяносто девять своих
Заклятий, обманных мар,
Золотых людей Кюн Эркэн[225]
С чембурами за спиной?
Я на шее твоей затянул аркан,
Я железной уздой тебя обуздал
За все преступленья твои!
Злодеяний твоих бадья
Переполнилась через край!
Срок настал —
За все расплатиться тебе.
Навзничь я опрокинул тебя,
Брюхо твое распорол.
Прощайся с гиблой своей страной,
Прощайся с ущербной своей луной,
Со щербатым солнцем своим,
Пока не заставил тебя я сказать
Слов, что ты матери не говорил,
Пока я не вытянул из тебя
Тайн заповедных твоих,
Которые ты не успел передать
Даже отцу своему!
Настала пора —
На ча́сти тебя,
Проклятого, распластать...
Спеши, прощайся теперь
С железным своим жильем,
С пылающим очагом!
Прощайся с болваном медным твоим
С навозную глыбу величиной,
Который
Издревле тебе помогал! —
Голос Нюргуна гремел, как гром.
А Уот Усутаакы
Бился огромным телом своим
В судорогах предсмертных мук,
Изрыгая из пасти огонь.
Трудно было ему умирать...
Кровью захлебываясь, хрипя,
Зубами железными скрежеща,
Испуская рев из глубин
Чрева чудовищного своего,
Кровью харкая,
Сукровицей плюясь,
Он заговорил, зашипел,
Будто в кузне плеснули водой
На раскаленный железный брус.
УОТ УСУТААКЫ
Больно мне! Тошно мне!
Жжет, горит!..
Тяжко погибать,
Страшно умирать!
Тяжело, нестерпимо мне!
Победил ты, перехитрил!
Ох, постыдно мне!
Одолел ты меня, свалил...
Ох, обидно мне!
Грозной я поражен рукой,
Поздно мне тягаться с тобой.
У тебя, победитель мой,
Слава до́ неба возрастет,
У тебя, погубитель мой,
Счастье бурное расцветет.