Да из-за того, что у вас
Очень красивая дочь,
Многим верхним богатырям
На рогатины напороться пришлось,
Многим нижним абаасы —
Погребальный построен был арангас...
Самые толковые среди них
Бе́столку сходили с ума;
Самые крепкие головой
Безголовым делались дурачьем,
Поглупели начисто мудрецы
И пропали, костьми полегли!
А все же я не могу понять,
Как можно так восхвалять
Девчонку с бледным лицом,
Мочащуюся под себя?!
Никакой я не вижу в ней красоты!
Все достоинство у нее —
Только лица белизна,
Хорошего в ней только и есть —
Кожа бледная, как молоко...
А к тому же —
Так мал ее рот,
Что не может она по-нашему есть,
Не справится с настоящей едой...
Пусть мне даром ее отдадут,
Я и даром ее не возьму!
Нет, хаять я не хочу,
Но плоха оказалась она —
Невестка моя хотун!
А ты, Юрюнг Уолан,
Летающий на Мотыльковом коне
Выше изгороди столбовой,
Выйду я теперь
Поглядеть-поглазеть
На этих прославленных богатырей,
Что сюда состязаться пришли!
Ты, хозяин праздника молодой,
Кюн Дьирибинэ-богатырь,
Ездящий на сивогрудом коне,
Пойдем-ка со мной к гостям,
Потеху пора начинать,
Круг широко развернуть
Неуемного смеха,
Бешеных игр! —
Молвив это,
Мелькнул и пропал
Парень Суодалба...
В тот же миг
Очутился он
На темени знаменитой горы,
Что зовется: Кюн-Тулуур-Хайа,
А еще — Айыы-Тайбыт,
А и́наче — Кюн Кербют[257];
Несуразно огромный он,
Сразу видимый всем, на горе,
Подбоченясь, важно стоял,
Надменных разглядывая гостей.
Самую богатую знать,
Самых отчаянных главарей,
Самых башковитых князей,
Неугомонных в злом озорстве,
Ненасытных в зависти и грабеже —
Верхнего мира богатырей
Начал парень Суодалба
Обидной бранью долбить,
Издеваясь, язвить,
Насмехаясь, дразнить;
Никому не давая слова сказать,
Самым знатным гордым гостям
Начал прямо в лица плевать.
Далеко он с горы плевал,
Прямо в цель плевком попадал...
Гости опомниться не могли,
Увертываться не успевали они,
Прямо в морды им,
В выпученные глаза
Летели его плевки.
Начал прыгать Суодалба, скакать,
Стал носиться туда и сюда;
Закоптелая черная морда его
Вытянулась еще больше в длину,
Сажа сыпалась густо со скул...
Громко шлепали,
Брызжа слюной,
Обвислые, толстые губы его,
Черный его, растущий торчком,
Потрескавшийся каменный нос
Там и сям мелькал,
Совался везде,
Там, где не ждали его...
СУОДАЛБА
Аар-дьаалы!
Аар-дьаалыбын!!!
Смотри — какие они!
Вижу — первейшие из-под земли
Вылезли попировать,
Разинув голодную пасть,
Сидят, угощенья ждут...
Видно, всех сожрали своих
Пропащих дохлых телят?
Ну и гости у вас, друзья.
А это кто́ еще тут сидит?
Это ненасытная знать
С вечно голодным брюхом пустым
С бесноватого склона небес
Налетела попировать.
Пропадая от голода,
Ловят они
Тощих больных жеребят,
Друг у друга
Падаль из пасти рвут!
Пожрали всю живность вокруг,
Поживы себе не найдут,
От жадности посходили с ума!
Я — рожденный
На бурно бегущих холмах
Хохочущих, безумных небес,
От матери лютой своей
Мозговитостью наделен,
Воспитанный среди бурь,
На кровопролитных полях
Бешено ревущих небес,
Вот я — всадник лихой
Конька вороного Суордаайы,
Парень Суодалба —
Самолично явился здесь!
Я первый зачинщик,
Заядлый главарь
Всех игр и ссор,
Потех и драк,
Спрашиваю у вас:
Ничтожные! Найдется ль у вас
Такой человек-борец,
Что мог бы выстоять против меня
В такой богатырской борьбе,
Где ребра, ломаясь, трещат,
Где руки оторванные летят?
Есть у вас такой
Легконогий прыгун,
Чтоб меня перепрыгать мог?
Есть у вас быстроногий бегун,
Равный мне резвостью ног?
Где хваленый ваш
Чернолысый конь,
Халлаан-Хара-Мангастайа?!
Видно, знали вы,
Что я пригоню
Суордаайы — конька своего —
И побоялись, не привели
Небесного скакуна?
Досадно мне...
Да неужто мой конь
Не смог бы его обогнать?!
Если спрятали вы коня,
Я прямо вам говорю —
Миром не отступлю,
Добром вас отсюда не отпущу,
Я затылки ваши буду долбить,
Становые жилы вам буду рвать,
Заставлю коня скакать,
Если согласны вы;
Я заставлю скачки начать,
Если даже и не согласны вы,
Не посмотрю я на то, что вы —
Старейшины бурных небес,
Не уважу того, что вы —
Порождения высших небес...
Если не исполните
Просьбы моей,
Пока я дыханье переведу,
То не обижайтесь тогда,
Дяди мои — господа,
Я вас буду гнать по пятам,
На бегу затылки долбить! —
Так издевался Суодалба,
Так вызывал гостей
На состязанье в играх, в борьбе;
Так он их унижал, дразнил...
Тут шаманка светлых небес,
Удаганка Кыбый Эремех[258],
Сваха важная среди гостей,
Гневом вспыхнула,
Влево скосясь,
Разъярилась,
Вправо перекосясь;
И затрещал ее длинный язык,
Замелькали зубы ее,
Торчащие вкривь и вкось.
КЫБЫЙ ЭРЕМЕХ
Эй, владыки, тойоны, князья!
Где это видано, чтобы вы
Покорно внимали
Поносным речам
Какого-то батрака?
Неуместный в знатном нашем кругу,
Безвестный бродяга-наглец —
Светлые лица высоких особ
Смеет позорить, чернить!
Эй вы, Верхнего мира
Великая знать,
Расколите череп ему,
Перешибите хребет!
Разорвите его пополам! —
Так приказывала она, вереща,
Возвышаясь на месте своем,
Надменная дочь
Священных небес;
Да подслеповата была,
Косоглазая на оба глаза была —
И не видала она,
Как верзила Суодалба налетел,
Опрокинул ее, придавил,
Ткнул ей под́ нос шиш,
Так ей кукишем ткнул
Под высокий нос,
Что откинулась ее голова;
И пошел он
Тыкать, толкать, совать
Все под́ нос, да под́ нос ей
Оплеванным, кровавым шишом
И в глаз, и в ноздрю —
До ушибов и ран,
Да еще приговаривал так.
СУОДАЛБА
Видали, богатыри?
Едали вы
Оплеванный шиш,
Как эта важная госпожа?
Хоть недосягаемо высока
В Верхнем мире она,
Да — видать — ух как голодна!
С голодухи гложет
Оплеванный шиш,
Кукиш кусает мой!
Ай, как это ей не к лицу!..
Стыдно!
Противно — до тошноты!..
Если мне жениться придет пора,
Ни за что на ней не женюсь! —
Так приговаривал Суодалба,
Длинную рожу брезгливо кривя,
С отвращением в сторону воротя́.
Тут возникли ропот и шум,
Тут великая суматоха пошла,
Страшная сумятица началась.
Неугомонные озорники,
Пересмешники средней земли
Подняли на́ смех
Кыбый Эремех;
Хохот по́ полю заходил, загремел...
— Ха-ха-ха! — грохочут окрест. —
Ваша сваха, важная госпожа,
Чтобы с голоду не околеть,
Сидит и кукиш грызет!
Эй, голубушка! Хочешь еще
Оплеванного шиша?
Эй дружочек!
Рвани кусочек еще
Окровавленного шиша! —