Стоявшая на скотном дворе
В почетном летнем хлеву
Праматерь
Коровьих стад
Криворогая Ый-Ыдалыын[301],
Корова Толстуха-Луна,
Увидав, что все потомство ее
Уходит из мест родных,
Тяжело заметалась,
Тревожно мыча,
Выломала загородку в хлеву.
А прародитель коровьих стад
Старый бык
Тойон-Тойболуун[302],
Видя, что все подруги его
Уходят невесть куда,
Заметался, мыча,
Неуклюже топчась
У столба — на толстой цепи...
Кобылица Кюн-Кэдэлю[303],
Первая среди кобылиц,
Стоявшая в стойле почетном своем,
Заржала, затосковав,
Разломала жерди в стойле своем,
Убежала на волю, вослед
Уходящему табуну.
Разве может остаться один
Жеребец Хаан-Дьаралык[304]?
Выскочил из летника он
И за кобылицей Кюн-Кэдэлю
Поскакал табуну вослед.
Все, не считанное никогда,
Не измеренное никем
Богатство несметное и добро,
Как будто себе говоря:
— От части своей
Отстать не хочу! —
Пошло, поплыло
Потоком сплошным
По следам Туйаарымы Куо...
Тут весь добрый люд,
Вся родня поднялась,
Говоря:
— Не терять же нам
Кровного добра своего? —
Двинулась дружно вослед
Табунам и стадам своим...
Вся долина широкая Сайдылыкы
Опустела в короткий срок,
Будто и люди не жили здесь,
Будто и стада не паслись.
Разом осиротела страна,
Запустеньем повеяло над землей,
Будто нашествие вражьих сил
Опустошило ее,
Будто язва тут
Моровая прошла,
Только там и сям
Осталось торчать
Брошенное жилье.
В брошенном хотоне себе
Вырывшая нору,
На задворках, на скотном дворе
Прожившая всю свою жизнь
Старуха дремучая Симэхсин
Рассвирепела, жалея скот,
За которым смотрела она,
На ноги старая поднялась,
Подпрыгнула высоко,
Хлопая завязками торбасов,
Серьгами красной меди бренча;
Со дна хотона она
Огромную лопату взяла,
Тлеющего дымокура золу
Из окна кидать начала...
Пылью и пеплом вокруг
Землю заволокло,
Дым заклубился,
Черный, густой,
До неба тучею встал,
Солнечный свет затмил.
Старуха древняя Симэхсин
Тревогу великую подняла,
В ладони забила она,
По-собачьи завыла она,
Подпрыгивая высоко,
Так что завязки ее торбасов
По затылку хлестали ее,
Так что завязки ее шаровар
По щекам хлестали ее.
И кричала, и причитала она...
СТАРУХА СИМЭХСИН
Ой, куда же вы?
Ой, беда моя.
Ох, жарко, ох, жутко мне!
Подгибаются колени мои,
Разрывается сердце мое...
Стряслась беда,
Пропали стада!..
Отец твой с ума сошел,
Дом поджег,
Все добро спалил, —
Удавился на матице головной,
На веревке волосяной!..
Матушка старушка твоя,
Как пропали ее табуны,
Как ушли кобылицы ее,
От горя с ума сошла,
Огнем урасу сожгла,
Повесилась на опорном столбе,
На ремне сыромятном висит!
Дыбом встали
Космы мои...
До смерти напугана я...
Доченька ты моя,
Дитятко Туйаарыма Куо,
Вернись поскорей,
Схорони
Доброго отца твоего!
Матушку похорони,
Вырастившую тебя,
А потом уезжай себе!
Дом твой родной,
Где выросла ты,
Потеряв хозяев своих,
Помертвел, поник, запустел...
Дорогое дитя мое,
Ласковая ты моя,
Хоть раз обернись,
На меня оглянись! —
Так причитая,
Громко крича,
Прыгая на месте одном,
Бедная старая Симэхсин
Деревянной лопатой своей
Бить принялась,
Колотить, ломать,
Загородку загона
Грузную дверь.
Услышала Туйаарыма Куо
Отчаянные крики ее.
Жалостью, состраданьем полна,
Тревогой, волненьем полна,
Не выдержала,
Обернулась она.
И едва обернулась она,
От черно-белой ревущей реки,
Мычащей, ржущей реки,
От пестрого,
Хлынувшего за ней
Потока коров и коней,
Трети две отделились вдруг
И пустились обратно вскачь,
На пастбища родные свои;
Радостно ржа и мыча,
Хлынули табуны и стада
На простор долины родной...
С той поры, говорят,
Примета пошла,
Что в чужие края
За мужем своим
Уходящая из дому дочь
Оглядываться не должна
На родной свой дом,
На родной алас,
Как бы ни рвалось от тоски
Сердце в ее груди,
Как бы ни была тяжела
Ей разлука с друзьями девичьих лет,
С матерью и отцом...
* * *
Юрюнг Уолан, Туйаарыма Куо,
Помех не встречая нигде,
Проехали девятидневный путь.
А на десятый день
Преградила дорогу им
Разлившаяся широко́,
С могучим теченьем река;
Пеною клокоча,
Каменьями грохоча,
Девять бурных речек
Впадали в нее...
Летающий высоко́
На Мотыльково-белом коне
Юрюнг Уолан сказал:
— Прежде я не встречал,
Проезжая здесь,
Могучей этой реки!..
Откуда она взялась?
Это чертово колдовство,
Это — чары вражеских сил! —
Подъехав к реке,
Юрюнг Уолан,
Волшебным кнутом
О восьми хвостах
Взмахнув широко,
Хлестнул по воде
Со словами:
— Волей айыы,
Вражеского наважденья власть,
Убирайся прочь с моих глаз! —
И заметить никто не успел,
Как исчезла невесть куда
Широкая, в крутых берегах,
С могучим теченьем река, —
Во мгновенье ока
Пропала она...
По́суху коварную падь
Путники перешли,
Копыт лошадиных не замочив,
Стадо не напоив.
Долина пред ними легла
Величавая — во сто верст шириной,
В триста верст, примерно, длиной.
В той долине виднелся
За́ день пути
Прекрасный богатый дом
С кровлею золотой.
И подумал Юрюнг Уолан:
— Как проезжал я по этим местам,
Не встречал я здесь
Никакого жилья,
Дома этого не видал...
Это играют абаасы,
Адьараи колдуют здесь!..
А как подъехали поездом всем
Путешественники к золотому жилью,
Из дверей открытых
Навстречу им
Плавной поступью —
Горделивы, стройны —
Три девушки вышли
В одеждах цветных,
Три милых дочери
Рода айыы.
Кротко глядя в глаза гостей,
Радостно улыбаясь им,
Приветливо они поднесли
Брызжущий кумысом
Праздничный кубок айах,
Пригубить его прося.
ТРОЕ ДЕВУШЕК АЙЫЫ
Кэр-бу! Кэр-бу!
Кованый из золотого луча
Конский повод носящие на спине,
Доверчивые душой
Добросердечные дети айыы,
И ты — летающий высоко
На Мотыльковом коне,
Богатырь Юрюнг Уолан,
Мы преклоняем колени свои,
Поклоняясь
Трем твоим темным теням,
Приветствуем прибытие твое!
Докатилась до нас молва,
Что утвердилась удача твоя,
Что возвеличив счастье свое,
Которое коню не поднять,
Что возвысив славу свою,
Которую с места не сдвинуть быку,
Ты супругою взял за себя
Прекрасную Туйаарыму Куо,
Красавицу с волнистой косой
В девять маховых саженей,
И теперь увозишь ее
Домой — на свадебный пир...