Тут защитник средней земли,
Нюргун Боотур-исполин,
Снова став
Собою самим,
Человеком-богатырем
Ростом в огромную ель,
Друга единственного своего —
Удачливого скакуна
Раскатистым зовом
Кликнул к себе.
Тут же резвый конь прибежал,
И с победным криком
Нюргун Боотур,
Как весенний глухарь, взлетел
На сверкающее седло…
СТИХ 284
ПЕСНЬ ДЕВЯТАЯ
Отомкнем уста,
Что молчали весь день,
Откроем рот,
Что молчал всю ночь,
Скажем, споем о том,
Как скачущий
На Вороном коне,
Стоя рожденном на грани небес,
Стремительный Нюргун Боотур
Собрался в дальний поход.
«Одержимая жаждой битв
Отчаянно храбрая девка-бой,
Сидящая на крови
Убитых ею врагов,
Скачущая по бранным полям
На Красно-чалом коне,
Прекрасная Кыыс-Нюргун
Задумала, говорят,
Преследовать всюду меня
По моим широким следам,
Чтобы, толстую кожу мою разрубив,
Суставы мои сокрушив,
Надеть мне на шею ярмо,
Уши у меня оторвать,
Сделать меня рабом…
Пока не треснули у меня
Крепкие шейные позвонки,
Доблестного племени сын —
С дороги своей не сойду,
Добром не отъеду я.
Чтоб не обесславилось имя мое,
Я — прославленного племени сын,
Собрался, тронулся в путь,
Обратно не поверну…»
Так, задумав думу свою,
Не раздумывая в пути,
Избранник средней земли
Прославленный Нюргун Боотур
Поехал жену добывать…
Тридцать дней и ночей подряд
Волю давая коню
Споро ногами перебирать,
Копытами грохотать,
Девять ревущих смерчей закрутив
Бешеной скачкой своей,
Обрушивая с высоты
Буйный ливень,
Летящий снег,
Тучами до белых небес
Черную пыль клубя,
Песчаную подымая метель,
Каменную взметая пургу,
Заставляя молнии полоскать
Заставляя по следу греметь
Четырехраскатистый гром,
Прямиком летел Нюргун Боотур…
Над вершинами кучевых облаков
Слышался крик его;
Над хребтинами
Грозовых облаков
Раздавался голос его.
Разрывая грудью коня
Черные облака,
Взбаламучивая
Белые облака,
Как проносящийся ураган,
С треском валя
Деревья в тайге,
Голосящие вслед ему,
Хрипящие позади,
Миновал он великий путь,
Пересек необъятный простор
И увидел окраины
Чуждой земли,
На светлое лоно вступил
Неведомой стороны.
Страна Томоон-Имээн
Привольная открылась ему,
Страна Кимээн-Имээн
Засияла в его глазах,
Страна Хамаан-Имээн
Раскинулась широко.
Не знающая ни зимы, ни снегов,
Покрытая, будто шелком цветным,
Бегущей волнами травой,
Ветрам открытая степь,
С бескрайней далью такой,
Что невидимы очертанья ее —
Даже быстрая птица-стерх
Семь дней и ночей подряд
Крыльями в полете свистя,
Эту ширь не перелетит;
Такой безбрежный простор,
Что даже птица-журавль,
Восемь дней и ночей летя,
Не достигнет предела его,
Не опустится на крайнем мысу, —
Вот такая диво-страна,
Сверкающая, в ярком цвету,
Простерлась у ног его…
Будто поставленные на пиру
Круговые кубки для кумыса?
О семи резных поясах,
Грядами заоблачными громоздясь,
Утесы вдали поднялись;
Будто выставленные вокруг
Кумысные кубки на славном пиру,
Узорные — о девяти поясах,
Горы столовые поднялись,
Окружив голубой простор.
Словно жертвенные хвосты
Зарезанных для пира коней,
Словно конская грива, густы,
Темнеют леса окрест —
Крупная густая тайга;
Будто рослые люди-богатыри,
На празднике веселясь,
Приплясывая, стоят
Могучие дерева…
Золотой сверкающей
Почвой лучась,
Серебряным белым
Лоном блестя,
С турухтанами — от синих озер
Не улетающими никогда,
Со стаями голубей,
Не умолкающими никогда,
С кукушками, звонко окрест
Кукующими всегда,
С журавлями белыми в синеве,
Со стадами уток и лебедей,
Не улетающими никогда,
Со стаями синих синиц,
С порхающим множеством
Пестрых птиц,
Изобильная в совершенстве своем,
Лучшая на земле,
Утвердилась и расцвела
Благодатная эта страна,
Средоточье мира всего…
В прекрасной этой стране,
Посреди лучезарной равнины ее,
На блистающем пупе ее,
На возвышенном затылке ее,
На вздувшемся загривке ее,
На высоком лоне ее,
На вздымающейся груди,
Макушку под облака занося,
Восьмиветвистое возросло
Священное древо
Аар-Лууп…
На развильи восьми
Могучих ветвей
Просторное скрыто в тени
Узорчатое гнездо
Величиною со стог сенной,
Вышиною в семь саженей.
Тяжело свисая с ветвей,
В изобильи на дереве том
Золотые шишки растут
С кумысные кубки величиной;
Серебряные листья на нем,
Широкие, как чепраки,
Покачиваясь, шумят…
С верхних ветвей его
Каплет белая, как молоко,
Небесная благодать;
С нижних ветвей его,
Сквозь трещины толстой коры,
Просачиваясь, течет
Желтая благодать…
От этих капель и струй
Вкруг дерева у толстых корней
Возникло на белом солончаке
Девять молочных озер…
Думал сперва
Нюргун Боотур,
Что громадные становья людей,
Населяющих этот край,
За день пути
Заблестят перед ним;
Что прекрасный их главный дом
С длинным дымом,
Стелющимся вдали
Маревом голубым,
С искрами, взлетающими высоко
Из широкого дымохода его,
Радугой переливаясь, блестя,
Покажется, наконец, вдалеке;
Думал, что дома этого дверь
Трудно будет ему открыть,
Семь дней и ночей
Налегая плечом,
Напрягая все силы свои;
Думал, что крепкий
Дверной засов
Девять суток придется ему
Через силу отодвигать…
А поехав дальше,
Он увидал
Средь зеленой равнины той
Огромный курган ледяной,
Сверкающий вдалеке
За девять суток пути.
У огромного кургана того,
У диковинного ледяного жилья
Ни окон не было, ни дверей;
Только на макушке его
Широкий зиял проем.
Каменная лестница там
В глубину кургана вела.
По этой лестнице вниз,
Грузной поступью грохоча
По каменным ступеням ее,
Сбежал Нюргун Боотур,
Видит — дома нет никого,
Никто не встретил,
Никто не спросил —
Кто, мол, явился к нам?
Домочадцами скудный дом,
Просторный жилой покой
Открылся богатырю.
У правой стены жилья,
Широкого, как поляна-алас,
Девять выпуклых оронов стоят —
Девять высоких лож,
Словно мысы возвышенных берегов…
Грузно сел Нюргун Боотур
На почетный первый орон,
На покров из медвежьих шкур
И внимательно огляделся вокруг.
На каменном блестящем полу
Круглый проем зиял,
Железная лестница там
Низвергалась куда-то вниз…