Ему трудно было преодолеть свою скованность — он чувствовал себя новичком среди этих ребят, явно уже видавших виды.
— То есть как это ни разу? — недоуменно спросил подстриженный почти наголо парень.
Рихард почувствовал, что краснеет. Он боялся, что сейчас последует вопрос: "Какой же ты немец, если ты родился на чужбине и никогда не был в Германии?"
Собравшись с духом, он сказал:
— Я родился в Аргентине вскоре после того, как мои родители прибыли туда Но то, что вам сказал
Клаус, — чистейшая правда. Я мечтал приехать в Германию. И вот наконец я здесь…
— А потом ты вернешься в свою Аргентину танцевать танго? — с насмешкой спросил белобрысый юноша в очках, сидящий рядом с Куртом.
— Погоди, Вольф! — осадил его Курт. — Откуда ты знаешь, что он делал в Аргентине? Ведь там есть наша организация…
Рихард был глубоко задет. Он так мечтал вернуться на родину, и вот теперь, когда его мечта сбылась, он от своих же слышит такое.
— Я не танцевал в Аргентине, — сказал Рихард, с трудом подбирая слова. — Я работал на благо Германии. Занимался в немецком военно-спортивном лагере. На протяжении последних трех лет через мои руки проходили деньги, которые мы собирали и пересылали в Германию для национал-демократической партии. Спросите у Клауса, он не раз приезжал к нам в качестве партийного курьера, и мы подружились. Я поставил целью своей жизни…
Рихард умолк. У него перехватило дыхание, и он не мог выговорить ни слова. А хотел он сказать многое. И прежде всего то, что он вырос в подлинной нацистской семье, что его отец лично знал Гитлера, Геринга и Гиммлера…
В это время дверь, ведущая в кухню, открылась, и на пороге появился Клаус с большим подносом в руках. На подносе стояли маленькие чашечки.
— А вот и кофе! — весело воскликнул Клаус. Он опустил поднос на стол и начал расставлять чашечки с ароматным кофе. — Думаю, однако, что сначала следовало бы опрокинуть по рюмочке шнапса.
Он снова вышел из комнаты и вернулся, держа в одной руке бутылку, а в другой — рюмки.
— Что ж, дорогие друзья, — торжественно произнес Клаус, наполнив рюмки, — прежде всего предлагаю еще раз выпить за здоровье нашего нового товарища Рихарда Альбига. Он услышал зов родины и вернулся в Германию, чтобы принять участие в нашей общей борьбе. Прозит!
…Алкоголь развязал всем языки. На Рихарда посыпались вопросы. Его стали расспрашивать об аргентинских военно-спортивных кружках и о целях, которые они перед собой ставят. Кто-то спросил, приходилось ли ему участвовать в стычках с коммунистами. Рихард едва успевал отвечать на вопросы.
Затем Клаус повелительным жестом призвал всех к тишине и сказал:
— Ну, довольно, друзья! Теперь займемся делом. Где будет происходить завтрашний митинг, вам известно, а Рихарда я привезу сам. Очень важно, чтобы каждый из вас привел с собой людей, сочувствующих нашему делу. Надо будет занять, так сказать, ключевые позиции: на улице, у входа, и внутри зала, у дверей. Как вы знаете, довольно широкий проход разделяет зал на две части. Наши ребята займут места по обе стороны прохода, чтобы в случае чего сразу же броситься к дверям и блокировать их. Я с Рихардом и двумя связными сяду в первом ряду. Мы будем охранять наших ораторов от коммунистов, евреев и прочих подонков, которые могут явиться на митинг, чтобы сорвать его. Предотвратить это невозможно — митинг открытый…
Клаус говорил еще долго. Обмакивая указательный палец в свою кружку с недопитым пивом, он чертил на столе различные схемы. Здесь ряды, здесь проход, здесь двери… Задавал вопросы и Рихард. Ему казалось, что он уже освоился в этой компании, которая еще недавно была такой чужой. Он снова вспомнил рассказы отца о ранних годах становления национал-социализма, о том, как его дед был среди штурмовиков, охранявших мюнхенскую пивную, в которой выступал Гитлер… Рихард чувствовал, как его обволакивает атмосфера конспирации. Вот она, подготовка к реальным делам, о которых он так долго мечтал!
…Расходились они поздно. Рихард попрощался с каждым из уходящих, с радостью ощутив крепкие, мужские рукопожатия. Он понял, что его «приняли», что в его преданности делу никто не сомневается.
МИТИНГ
Было уже около полудня, когда Рихард и Клаус подошли к большому зданию, похожему на ангар. Машину Клаус оставил на соседней улице. Рихард обратил внимание на яркие афиши, расклеенные на стенах домов. На первой же, которую он прочел, огромными буквами было напечатано:
Митинг! Кто мы, национал-демократы!
Чего мы хотим? И почему? НДП приглашает всех желающих на митинг, который состоится в помещении "Людвиг-Паласта"
У входа в «Людвиг-Паласт» толпился народ. Один за другим подъезжали автобусы. Люди, выходившие, из них, тотчас же устремлялись к дверям. Рихард стал внимательно присматриваться к участникам митинга. Он ожидал, что они в чем-то должны быть похожи на своих предшественников, — хотя бы носить сапоги и коричневые рубашки. Но он ошибся: никто — ни молодые, ни пожилые — своей одеждой не подражали ни штурмовикам, ни эсэсовцам.
Молодые напоминали скорее отпрысков состоятельных семей. Многие из них носили галстуки с традиционными узорами и вполне респектабельные пиджаки. Если внешне их что-то и объединяло, то лишь стрижка — короткая, как у армейских новобранцев.
Клаус, судя по всему, хорошо знал многих из тех, кто толпился у входа. Он обменивался с ними быстрыми рукопожатиями, приветливыми кивками и многозначительными улыбками.
Лицо одного человека средних лет, в плаще с поднятым воротником, показалось Рихарду очень знакомым.
"Кто это?" — подумал он. И тотчас же вспомнил: да это же Штольц, тот самый, который руководил "гимнастическими упражнениями"! За ним двигалась группа молодых людей, и Рихард понял, что это были ученики Штольца.
У самых дверей группа разделилась: одни, расталкивая толпу, вошли в зал, другие остались на улице.
"Охрана!" — догадался Рихард.
— Не отставай! — сказал ему Клаус.
Они прошли вперед, и тут Рихард заметил, что у самого входа, точно контролеры, стоят двое ребят из цех, с кем он познакомился накануне у Клауса.
Войдя в зал, Рихард осмотрелся. Он увидел высокий деревянный помост, сколоченный, видимо, на скорую руку. На помосте стояла довольно странная трибуна. Странная потому, что она была прикрыта большим стеклянным колпаком, хотя и без задней стенки. Сквозь стекло был виден микрофон на штативе, а над трибуной висело полотнище, на котором огромными буквами было написано: НДП — партия истинных немцев-патриотов!
Через весь зал тянулись ряды откидных стульев. Многие из них уже были заняты. Красочные плакаты на стенах зала взывали:
Голосуйте за НДП!
Долой большевистских оккупантов!
Да здравствует Германия в ее исторических границах!
Вскоре после того, как они вошли в зал, к Клаусу подскочил молодой человек и, склонив голову набок, вопросительно поглядел на него.
— Привет, Франц! — тихо сказал Клаус. — Держись поблизости.
Франц молча кивнул и исчез. Рихард понял, что это тот самый связной, о котором Клаус упоминал накануне.
Они прошли вперед и сели в первом ряду, у самого прохода. На соседний стул Клаус положил газету — видимо, занял место для Франца. Рихард посмотрел на часы: двенадцать тридцать. Значит, до начала митинга остается еще полчаса.
Несколько минут спустя снова появился Франц. Он шепнул Клаусу несколько слов, тот скороговоркой пробормотал что-то в ответ. Рихард продолжал оглядываться по сторонам. Его особенно интересовали плакаты. На некоторых упоминалось имя Вилли Брандта, министра иностранных дел и потенциального кандидата в канцлеры от социал-демократов. Перед глазами Рихарда снова встала надпись, которую он увидел на стене дома, когда въезжал в Мюнхен: "Брандта к стенке!"
Клаус тронул его за плечо:
— Франц сказал, что к зданию приближается какая-то демонстрация. Очевидно, коммунистические подонки. Но полиция не допустит срыва нашего митинга. Наряды полицейских уже прибыли. Я дал команду закрыть двери и никого больше не пускать. Народу и так уже много.