— Год или полтора назад, — снова заговорил Гамильтон, — твой отец писал мне, что ты поступил в университет.
— Да. На исторический факультет, — ответил Рихард. — Но с тех пор прошло больше двух лет.
— И за это время ты успел окончить университет? — спросил американец, поднимая свои густые брови.
— Нет, — ответил Рихард, — я закончил только два курса.
— И что же ты собираешься делать дальше?
— Когда начнется учебный год, поступлю в Мюнхенский университет.
— А что привело тебя в Германию? Только честно!
— Зов предков, — коротко ответил Рихард.
— Значит, ты романтик? — прищурив глаза, спросил Гамильтон.
— Речь идет не о романтике, а о патриотизме.
— Отец говорил тебе, что со мной можно разговаривать откровенно?
— Да. Он говорил, что в свое время вы оказали большую услугу ему и моей матери.
— Назовем это так… Но тогда расскажи более конкретно о цели твоего приезда. Должна же она существовать.
— Она существует.
— Ив чем она состоит?
— Прежде всего я хочу стать историком, мистер Гамильтон.
— И поэтому ты бросил университет?
— Нет, не поэтому, конечно… Впрочем, может быть, отчасти и поэтому.
— Не говори загадками!
— Тут нет никакой загадки. Я хочу изучать историю моей страны, живя здесь, а не на другом конце света.
— Ты сказал «отчасти». А что еще?
— Для меня реальная история Германии начинается с Фридриха Великого. А продолжили ее Бисмарк и Адольф Гитлер. Коммунисты изувечили нашу историю. Так вот, я хочу бороться за возрождение Германии. В рядах национал-демократической партии. Как? Я еще сам не знаю. Могу сказать только одно: любыми способами.
— Ты думаешь, у НДП хватит сил, чтобы поставить Германию на рельсы, с которых ее столкнули? — спросил Гамильтон, глядя на Рихарда своими немигающими, точно стеклянными, глазами.
— Не знаю, — неуверенно ответил Рихард.
— А я знаю, — твердо сказал американец. — У расчлененной Германии сил не хватит. Ей нужны союзники. По крайней мере один мощный союзник.
— Союзник? — переспросил Рихард. — Вы имеете в виду. — Вот именно! Соединенные Штаты Америки, — подсказал Гамильтон,
— Но… но ведь Америка воевала против Германии! — воскликнул Рихард. — Какая же новая цель заставит ее теперь с ней объединиться?
— Борьба с коммунизмом! — четко произнес Гамильтон и слегка ударил кулаком по столу.
Теперь Рихард поверил, что американец говорит с ним вполне откровенно.
— Да. Я понимаю, — сказал он. — Вы, конечно, правы.
— В таком случае выпьем за взаимопонимание! — улыбнулся Гамильтон и поднял свой стакан с недопитым джином. — Итак, ты намерен вступить в НДП? — немного помолчав, спросил он.
— Конечно.
— И принять гражданство ФРГ? Ведь у тебя аргентинский паспорт и виза на три месяца?
— Да… Я даже не знаю, насколько трудно будет уладить все формальности.
— С божьей помощью все легко. Gott mit uns [С нами бог (нем.)], как любят говорить твои соотечественники.
— Вы не могли бы в этом случае выступить в роли господа бога? — с улыбкой спросил Рихард.
— Попробую, — сказал Гамильтон, — но при одном условии.
— Каком? — насторожился Рихард.
— Ты вступишь в НДП и займешься политической деятельностью всерьез. Я хочу, чтобы ты сделал карьеру в партии, которая, возможно, со временем придет к власти.
— Вы хотите, чтобы я стал политиканом, одним из тех, кто с утра до вечера чешет языком? — с раздражением воскликнул Рихард.
— Я хочу только одного, — чеканя слова, ответил Гамильтон. — Я хочу предостеречь тебя: никаких авантюр! Ты должен тщательно изучить политическую ситуацию в Германии. В результате выборов у власти могут оказаться социал-демократы во главе с Брандтом. И тогда правительство пойдет на примирение с Москвой и со всем восточным блоком. А задачей твоей партии станет борьба за то, чтобы оставить германский вопрос открытым, а положение на восточных границах считать лишь временным.
— Большое спасибо за ваши советы, — с несколько преувеличенной вежливостью проговорил Рихард. — Я их, конечно, учту. И если мне предложат участвовать в какой-либо схватке, я обязательно посоветуюсь с вами.
— О-бя-за-тельно! — с расстановкой повторил Гамильтон, сверля Рихарда своим взглядом. — Иначе отдашь богу душу где-нибудь под забором. Кстати, имей в виду: затеешь какую-нибудь глупость, я узнаю об этом еще до того, как ты успеешь ее сделать.
— Еще до того?.. — удивленно переспросил Рихард. — Каким образом?
— Считай меня пророком. Или ясновидящим. Впрочем, я, конечно, шучу! — Гамильтон встал. -
Что ж, на сегодня хватит. Не знаю, запомнишь ли ты мои советы, но об одном помни: ты мне дорог.
— Но чем я заслужил… — .начал было Рихард.
— Считай, что мне дорог каждый борец против коммунизма. А о моих давних связях с твоими родителями я уже не говорю.
Гамильтон подошел к письменному столу, черкнул что-то в блокноте и вырвал листок. Затем выдвинул верхний ящик и достал оттуда какой-то конверт. По-дейдя к Рихарду и протягивая ему листок, он сказал:
— Это мой телефон. Звони мне в любое время… И возьми конверт.
В большом незаклеенном конверте Рихард увидел пачку денег.
— Что вы, мистер Гамильтон!.. Зачем?.. Как можно?! — растерянно пробормотал Рихард, пытаясь вернуть конверт американцу.
Но Гамильтон, заложив обе руки за спину, сказал с усмешкой:
— В компанию, которую ты со временем возглавишь, я хочу войти на правах акционера. А пока я настоятельно рекомендую тебе сменить пансионат на собственную квартиру. Либо купить, либо снять на длительный срок. А это обойдется недешево.
— Но у меня много денег! — воскликнул Рихард, все еще пытаясь отдать конверт Гамильтону. — Отец об этом позаботился.
— Денег никогда не бывает слишком много, — наставительно произнес американец. — Особенно при здешней дороговизне. Я рад, что в свое время помог твоим родителям. А теперь я хочу хоть немного, помочь сыну… — И уже повелительным тоном добавил: — Положи деньги в карман. И прекратим разговор на эту тему!
Рихард понял: возражать бесполезно. Он сунул конверт во внутренний карман пиджака.
— Вот и хорошо! — улыбнулся Гамильтон. — Он подошел к Рихарду еще ближе: — А теперь попрощаемся!
Тот протянул было руку, но Гамильтон, обхватив его голову обеими руками, прикоснулся своими тонкими, плотно сжатыми губами ко лбу Рихарда.
Потом, слегка оттолкнув его от себя, сказал:
— А теперь поезжай. Машина у подъезда. И звони. Мы еще не раз встретимся.
По дороге в пансионат Рихард пытался разобратьея в том, что произошло. Он думал: "Что ему от меня надо, этому американцу? И кто он в конце концов такой?"
Выходя из кабинета Гамильтона, Рихард еще раз взглянул на медную табличку справа от двери. Там было написано:
Арчибальд С. Гамильтон "Америкэн Джорнэл".
Рихард знал о "Америкэн Джорнэл" — правда, больше понаслышке. Кажется, это была крайне правая газета, как и все издания Херста. "Но какое Гамильтону дело до меня? — размышлял Рихард — В том, что он говорил, явно ощущалась какая-то цель.
Но какая? Удержать меня от реальной борьбы? Склонить к так называемой политической деятельности, иными словами, пустопорожней болтовне? Может быть, отец просил американца "присмотреть за сыном"? Может, Гамильтон так старается потому, что и отец в свое время оказал ему какую-то услугу? И еще эга история с деньгами…"
Вспомнив о деньгах, Рихард вытащил из кармана конверт и заглянул в него.
"Нет", — подумал он, — отказаться от реальной борьбы меня не уговоришь. И деньгами тоже не купишь! Обо всем этом надо рассказать Клаусу. Ведь он знаком с Гамильтоном".
…Было около семи вечера, когда Рихард вернулся в пансионат. Он вдруг почувствовал, что очень голоден. Подойдя к стойке портье и взяв свой ключ, он спросил:
— Буфет еще открыт?
— Да, конечно, — ответил портье и добавил: — Для вас тут записка, герр Альбиг.