— Что с тобой, Герда, дорогая? — с испугом воскликнул Рихард. — Ты плачешь? Ты раскаиваешься в том, что случилось?
— Нет, Рихард, нет! — поспешно ответила Герда. — Прости меня. Прости, что в такой момент я вдруг вспомнила о своей бедной матери. Представила, как она лежит в земле… одна… одна в бесконечности. И я, ее единственная дочь, уже ничего не могу для нее сделать. Освободить от пластов земли… сбросить крышку гpo6a… помочь ей подняться, встать. — Герда, родная моя, забудь об этом, забудь хотя бы на время, не растравляй свою душу!
Рихард мучительно думал, какие найти слова, что бы сказать, чтобы утешить ее. И вдруг у него вырвалось:
— У меня тоже недавно случилось горе. Я тоже потерял отца!
— Ты?! — с удивлением спросила Герда. — Но почему ты мне ни слова не сказал об этом? От чего он умер?
— Рак, — произнес Рихард первое пришедшее ему в голову. И тут же подумал о том, что опять сам же воздвиг между ними недоговоренность и умолчание.
— Но почему же, — с еще большим недоумением повторила Герда, — почему ты ничего не сказал мне об этом?
— Я не хотел прибавлять к твоему горю еще и свое, — продолжал лгать Рихард, одновременно уговаривая себя, что, по существу, говорит правду. Он крепче прижал к себе Герду и почти прошептал ей на ухо: — Герда, давай забудем… На какое-то время забудем о своих горестях. Мы оба не виноваты в том, что случилось. Давай думать о будущем! Ведь мы теперь очень близкие друг другу люди.
— Хорошо, — покорно согласилась Герда. — Попробуем забыть и думать о будущем.
Рихард нежно провел ладонью по ее ставшим уже сухими глазам, погладил ее голые плечи, как бы желая усыпить ее, отвлечь от грустных мыслей."
Да, все это время Рихард жил как бы двойной жизнью. Принимал активное участие в деятельности группы Клауса, — в налетах на коммунистические собрания, охраняя сходки национал-демократов, срывая по ночам предвыборные плакаты ГКП или рисуя на них свастику.
Он жил двойной жизнью и как бы в двух мирах. Одним из них был мир борьбы за восстановление Германии как четвертого рейха, за победу НДП на предстоящих выборах. В этом мире для Рихарда царил, распоряжался его судьбой Клаус, его приказы были для него непререкаемы…
Все, кроме одного: запрещение не только видеться с Гердой, но даже думать о ней. Потому что Герда с каждым днем все более и более олицетворяла для Рихарда другой, чуждый тому, первому, мир.
Нет, для Рихарда этот мир был далек от политики, он даже не интересовался, действительно ли Герда связана с компартией. Рихард знал, чувствовал лишь одно: ставшие теперь близкими отношения с Гердой задевали в его душе какие-то донные, неведомые ему струны, его безотчетно, неумолимо влекло к ней.
Ну, а Герда? Чем мог завоевать ее этот странный, импульсивный парень, сочетавший в себе зрелость мужчины с инфантильностью подростка? Очевидно, она сердцем ощущала всю глубину чувства, которое испытывал к ней Рихард, и противостоять этому чувству была не в состоянии.
Да, он еще не знал, что Герда была коммунисткой, членом Германской коммунистической партии. И, хотя Рихард никогда прямо не говорил ей о своих симпатиях к НДП, она подсознательно чувствовала, что он придерживается чуждых ей политических взглядов. Но и она, и он, подобно двум кораблям, идущим по изобилующим мелями и подводными рифами житейскому морю, сознательно и в то же время инстинктивно избегали опасных мест, старательно их обходили.
Может быть, Рихард думал, что своей любовью, пусть не сейчас, позже, но все же сумеет привлечь ее на свою сторону и политически? Но, может быть, Герда то же самое думала о Рихарде?
Так или иначе они продолжали встречаться. Когда Герда разрешила Рихарду приходить к ней домой, ему стало легче соблюдать свою тайну от Клауса. Тем более что после истории с Борхом тому не в чем было упрекнуть Рихарда. Он аккуратно, дисциплинированно выполнял все решения группы и личные приказания Клауса. Рихарду казалось, что чем активнее он будет принимать участие в «акциях», чем безжалостней будет к врагам национал-социализма, тем менее преступной станет его связь с Гердой, тем скорее искупит он позор своего рождения.
Утром одного из августовских дней толпы народа стояли на тротуарах Мюнхена. Люди, запрокинув головы, смотрели в голубое небо, в котором хорошо различимый самолет проделывал фигуры высшего пилотажа.
Время от времени он оставлял за собой струю белого дыма, рисуя огромные буквы: НДП.
Такую "воздушную рекламу" жители города видели впервые. Самолет время от времени исчезал, очевидно, продолжая свой акробатический полет над другими, соседними городами, потом возвращался вновь, оставляя за собой белый след -
НДП
Днем телевидение сообщило, что самолет пилотировался старым немецким летчиком Гельмутом Васкампом, который, заключив соответствующий договор с руководством НДП, в солнечные дни стартовал с дюссельдорфского аэродрома и на своем одномоторном самолете «АТ-6» «отрабатывал» количество закупленных букв.
…Днем на квартире Клауса состоялось очередное собрание группы. Клаус сказал, что руководство одобрило предложенный им от имени группы план захвата какого-нибудь универмага, и приказал, чтобы за предстоящую неделю, оставшуюся до реализации плана под кодовым названием «Супермаркет», члены группы выбрали подходящий магазин, познакомились бы с расположением прилавков, кабин для примерки одежды, входов и выходов…
Рихард с нетерпением ждал окончания собрания. На вечер у него было назначено свидание с Гердой. Даже после приобретения квартиры Рихард остерегался приглашать ее к себе домой, где всегда можно было ожидать внезапного, без предварительной договоренности, посещения Клауса.
К восьми вечера Рихард поехал к Герде, оставил свою машину на параллельной улице, включил противоугонную «секретку» и пошел к дому, где жила Герда, пешком.
Она, увидев Рихарда, развела руками, сказала, что дома у нее ничего нет, даже кофе, что она лишь полчаса назад вернулась из редакции своего "женского журнала", очень спешила, боялась, что Рихард ее не застанет, и поэтому ничего съестного по дороге не купила.
Герда призналась, что хочет есть, Рихард ответил, что тоже еще не обедал, и они решили пойти в тот самый, расположенный неподалеку в сквере, на открытом воздухе, ресторанчик, защищенный от любопытных взглядов густыми кронами деревьев.
Еще совсем недавно они с Гердой сидели неподалеку от этого кафе или ресторана на скамейке, укрытые густыми ветвями деревьев. Это была их «переломная» встреча.
Они вышли из дома и направились в сквер, туда, где меж деревьев пробивался свет расставленных на столиках свечей. Сев за столик, заказали самую обычную немецкую еду — сосиски с тушеной капустой, пиво, несмотря на то, что Герда его не любила, и кофе.
Все главное между ними уже было сказано, и сейчас они просто наслаждались тем, что снова вместе… И в этот момент раздался чей-то громкий возглас:
— Герда!
Рихард вздрогнул. Привычный страх, что его может увидеть с Гердой если не сам Клаус, то кто-нибудь из членов группы, охватил Рихарда. Он поспешно огляделся и увидел, как из-за одного из столиков, едва заметных среди зеленых ветвей, встал какой-то человек и направился к ним.
При тусклом свете свечей Рихард не сразу разглядел его лицо, не смог определить, молод или стар. На нем был хорошо сшитый костюм из поблескивающей материи.
— Чао, Герда! — сказал он, подходя вплотную к столику, за которым сидели они с Рихардом. — Как ты сюда забрела?
Рихард увидел, что человек этот молод, лет тридцати, не больше, аккуратно подстрижен и причесан.
По фамильярности его тона, по тому, что он называл Герду на «ты», Рихард понял, что они старые знакомые.
— Ты отлично знаешь, Герберт, что я живу тут рядом.
— Да, это я знаю. Но, может быть, ты познакомишь меня со своим кавалером? — Герберт иронически сощурил глаза.