"Ничего себе демократия!" — подумал Рихард, невольно покрутив головой.
В «Шпигеле» было напечатано интервью с Адольфом фон Тадденом. На вопрос журналиста, поинтересовавшегося его реакцией на ругань по адресу НДП, которую допускает в своих речах кое-кто из людей, близких к правительству, Тадден ответил, что "против его партии ничего реального предпринять нельзя".
— Герр Альбиг! — раздался вдруг чей-то голос. Вздрогнув от неожиданности, Рихард повернул голову и увидел портье, стоящего на пороге.
— Герр Альбиг, — повторил он, — вас просят к телефону.
Рихард не сразу понял, кто ему мог позвонить. Потом сообразил: "Клаус! Конечно, это Клаус! Кто, кроме него, знает мой адрес и номер телефона?"
— Господин, который желает с вами поговорить, — продолжал портье, — сказал, что уже несколько раз звонил вам, но никто не ответил. А я вспомнил, что вы спрашивали про читальню, и решил…
— Иду! — воскликнул Рихард. — Откуда можно говорить? Подняться к себе в комнату?
— Нет, нет, герр Альбиг, не утруждайте себя! Телефон у меня на стойке. Прошу вас! — С этими словами портье повернулся и стал подниматься по лестнице.
На дальнем краю стойки Рихард увидел телефон. Взяв трубку, он сказал:
— Алло! Альбиг слушает.
— Здравствуй, мой юный друг! — раздался в трубке незнакомый голос. — Как долетел, как устроился?
— Простите, с кем я говорю? — в полном недоумении спросил Рихард.
— Это Арчибальд Гамильтон. Разве отец ничего не говорил тебе обо мне?
"Да, да, — вспомнил Рихард, — перед моим отъездом отец действительно назвал имя какого-то американца — кажется, Гамильтона, с которым он был знаком в сороковые годы".
"Наверное, какой-нибудь старикашка! На кой черт он мне нужен?" — подумал тогда Рихард.
— Что же ты умолк? — снова раздался голос, и только теперь Рихард уловил едва заметный иностранный акцент.
— Я слушаю вас, — торопливо ответил он, еще не решив, как обращаться к американцу, "герр Гамильтон" или "мистер Гамильтон". — Отец говорил мне о вас. Спасибо, что позвонили. Но откуда вы узнали мой номер? Ведь я только сегодня приехал.
— Интуиция! — словно избегая прямого ответа на этот вопрос, сказал Гамильтон. — Так вот, прежде всего запиши мой номер телефона…
— Минуту! — прервал его Рихард. — Я только возьму записную книжку.
Портье, стоявший в двух-трех шагах от телефона, услужливо протянул Рихарду листок бумаги и шариковую ручку.
— Слушаю вас, мистер Гамильтон!
— Два-два-восемь-шестъ-пять-девять, — четко произнес Гамильтон, а Рихард, записывая, подумал: "Чисто американская манера называть каждую цифру отдельно!"
— Спасибо, мистер Гамильтон, — сказал он, записав номер и возвращая ручку портье. — Я вам обязательно позвоню.
— Это не деловой разговор, — проговорил Гамильтон с оттенком недовольства в голосе. — Нам надо встретиться. Скажем, завтра.
"Но ведь завтра ко мне приедет Клаус, а я не знаю, какие у него планы", — подумал Рихард.
— Да, — промямлил Рихард, — но один мой аргентинский знакомый… завтра".
Он не решился упомянуть имя Клауса. Однако Гамильтон сам назвал его имя.
— Ничего с твоим Клаусом не случится! — сказал он. — Ну, ладно. Жду тебя послезавтра в семнадцать ноль-ноль. Машина — черный «мерседес» — будет у твоего пансионата в шестнадцать сорок пять. А пока до свидания. — И он положил трубку.
"ТОЛЬКО СПОРТ!"
На другой день, в начале девятого, Рихард спустился в буфет, сел за свободный столик и попросил подошедшую официантку принести ему омлет, булочку, вишневый джем и какао.
Без пяти девять он уже был наверху, в своей комнате, — Клаус обещал приехать к девяти утра. Ровно в девять в дверь постучали.
— Войдите! — громко сказал Рихард. Дверь открылась. На пороге стоял Клаус.
— Рад видеть тебя, — сказал он, протягивая обе руки навстречу Рихарду. Они обнялись. — Ты уже поел?
— Все в порядке, — ответил Рихард и добавил шутливым тоном: — Готов к бою!
— Не терпится? Должен тебя разочаровать: сегодня бой не предвидится. Мы лишь кое-что посмотрим. Поедем в военно-спортивное общество.
— В Буэнос-Айресе ты видел, как занимается такой кружок, и сказал мне тогда: "Легко размахивать оружием за десять тысяч километров от врага". Я запомнил эти слова… А заниматься гимнастикой под носом у врага, по-твоему, намного лучше?