— Ну, конечно! И две из них — «Германиа-шуле» и «Гете-шуле» — знает вся Аргентина!
"Очевидно, этот преуспевающий тип не врет, — подумал Адальберт. — Все, что он говорит, совпадает с тем, что Гамильтон рассказывал об Аргентине".
Адальберту хотелось расспросить Готшалька еще о многом, но он промолчал. Многолетняя работа в гестапо приучила его к сдержанности.
— Рад был познакомиться с вами, — пробурчал Адальберт и, немного помолчав, добавил: — У нас еще есть время поспать.
Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Готшальк повернул голову к окну.
"Обиделся! — подумал Адальберт. — Ну и пусть! Не могу же я идти на риск в конце концов".
Радость ожидания охватила его и тут же сменилась щемящим чувством тревоги. Ребенок… Мальчик, конечно! Теперь их трое. Теперь он должен думать о безопасности всей семьи.
"Но разве это зависит только от меня? — мелькнуло у него в голове. — Я же не знаю, что ждет нас в Аргентине. Смогу ли я там бороться за восстановление рейха? Если верить Гамильтону… Впрочем, к чему загадывать? Еще несколько дней, и все будет ясно. Нет, даже раньше! Как нас встретят, куда повезут, что скажут — все это уже будет ориентиром… А что, если Гамильтон обманул меня? Он любой ценой хотел заполучить списки агентуры, а добившись своего, отправил меня за океан, чтобы замести следы. Может быть так?…" Одна тревожная мысль сменяла другую.
Адальберт не заметил, как задремал. Проснулся он оттого, что Ангелика дернула его за рукав пиджака.
— Ади, Ади, смотри! — взволнованно проговорила она.
Адальберт открыл глаза. И увидел светящееся табло: "Закрепите ремни безопасности! Не курить!"
"Значит, скоро, уже очень скоро мы будем на месте!" — подумал он.
Подумал с радостью. И с горечью. С радостью — от сознания, что он уже недосягаем для русских, не-досягаем для немцев, которые предали Германию. Горечь порождалась сознанием, что от родной Германии его теперь отделяют тысячи и тысячи километров.
"Господа! — раздался усиленный репродуктором голос стюардессы. — Через несколько минут наш самолет приземлится на аэродроме в Буэнос-Айресе. Экипаж самолета сердечно поздравляет пассажиров с завершением долгого путешествия и надеется еще не раз увидеть их на нашем борту!"
…К самолету подкатили трапы, и человеческий поток устремился к двери. Адальберт понял, что ее уже открыли, ощутив дыхание раскаленного воздуха.
Стюардесса, стоявшая у двери, помогла Ангелике переступить порог. Следом за женой вышел на трап и Адальберт. Теперь лишь десять металлических ступенек отделяли его от аргентинской земли.
Адальберт взглянул вниз. Немного поодаль стояло несколько человек, всматривавшихся в лица пассажиров, которые медленно спускались по трапу. Время от времени то один из встречавших, то другой радостно взмахивал рукой и устремлялся к трапу. Объятия, поцелуи…
Адальберт понял, что среди пассажиров были very important persons [Очень важные персоны (англ.)], - иначе встречавшим не разрешили бы подойти так близко к самолету.
Неподалеку, у длинного застекленного здания аэропорта, стояло несколько автомашин. "Может быть, одна из них ожидает нас, — подумал Адальберт. — Как-никак все это машины немецких марок; «Мерседес», «БМВ», "Хорьх"…"
Взглянув на соседний трап, по которому тоже спускалась цепочка пассажиров, Адальберт увидел Готшалька. Сойдя вниз, тот уверенно зашагал по направлению к машинам. Шофер, стоявший около синего «Мерседеса», услужливо распахнул перед ним дверцу…
Адальберт понимал, что если кто-либо и встречает их, то сможет опознать его только по изуродованному лицу. Поэтому он стал поворачивать голову вправо и влево, чтобы его отовсюду могли увидеть.
Но напрасно. Судя по всему, никто его не встречал, никому он не был нужен.
И тут, как назло, Ангелика, чуть обернувшись, спросила:
— За нами кто-нибудь приехал, Ади? Ведь ты говорил… — Она умолкла.
— Наверное, ждут в здании аэропорта, — угрюмо ответил Адальберт. А про себя подумал: если и там их никто не встретит, то придется взять такси и поехать в какой-нибудь отель — деньги у него, слава богу, в избытке. А потом? Потом — полная неизвестность.
…Они влились в поток людей, направлявшийся к большим дверям аэровокзала. До Адальберта доносилась разноязыкая речь, но, к своему разочарованию, он на этот раз не услышал, чтобы кто-нибудь говорил по-немецки.
Очередь у застекленной будки с надписью "Паспортный контроль" выстроилась довольно длинная.