Поскольку Пол имел звание генерала в немецких вооруженных силах, то, как с ним обращались англичане и американцы, было незаконным согласно международным соглашениям об обращении с военнопленными. "В результате зверского со мной обращения в Ненндорфе и жестоко обращения в Нюрнберге, психологически я был сломленным человеком", писал он. "Мне было 54 года. 33 года я честно служил своей стране и не осознавал за собой никаких преступлений". Пол подытожил характер послевоенных судов над немецкими лидерами:
«Во время судебного процесса в Дахау — а также это безошибочно проявилось и лишь плохо маскировалось во время Нюрнбергского процесса, — было совершенно очевидно, что обвинители, среди которых преобладали евреи, руководствовались слепой ненавистью и явной жаждой мести. Целью являлось не поиск истины, а уничтожение как можно большего числа противника».
Своему старому другу Пол писал: "Являясь одним из высокопоставленных лиц в СС я не надеялся, что меня оставят в покое. Однако я также не ожидал и смертного приговора. Это — приговор возмездия".92 Он был повешен 7 июня 1951 года. В своем последнем прошении Нюрнбергскому суду Пол выразил уверенность, что когда-нибудь слепая истерия уступит место справедливому пониманию: 93
Когда время расставит все по своим местам, когда улягутся страсти, а ненависть и месть утолят свою жажду, те многие миллионы честных немцев, пожертвовавших свои жизни за свою родину, получат свою долю симпатии и сочувствия, которыми сегодня пользуются жертвы концентрационных лагерей, несмотря на то, что большое число из них обязано своей судьбе не политическим, расовым или религиозным убеждениям или признакам, а своему уголовному прошлому.
Вместе с миллионами людей по всему миру, жадно следивших за судебными заседаниями в Нюрнберге по радио и газетам, сами обвиняемые были поражены свидетельствами, представленными в подтверждение обвинений в истреблении. Прежде всего, это были показания коменданта Освенцима Рудольфа Гесса и начальника Айнзацгруппен (Einsatzgruppen) Отто Олендорфа (Otto Ohlendorf), произведших глубокое впечатление. Однако, вопреки тому, что часто утверждается или клеветнически распространяется, обвиняемые на Нюрнбергском Трибунале заявили, что они не знали ни о какой программе истребления во время войны.94 Эти люди были, в определенном смысле, первыми "ревизионистами холокоста". Главный обвиняемый в Нюрнберге, Германн Геринг (Hermann Horing), который являлся вторым человеком в государстве и преемником Гитлера большей части времени Третьего Рейха, горячо отрицал знание какого-либо плана истребления во время войны. "Только здесь, в Нюрнберге, я впервые узнал об этих ужасных истреблениях", воскликнул он однажды. Он объяснил, что целью немецкой политикой являлась высылка евреев, а не их убийство, и добавил, что насколько ему известно, Гитлеру также ничего не было известно о какой-либо политике истребления.95 Во время одного из редких перерывов между судебными заседаниями, когда вблизи отсутствовали охранники, сидевший вместе с ним на скамье подсудимых Ганс Фрицше (Hans Fritzsche) в частном порядке спросил Геринга об истинности обвинений в истреблении. Бывший рейхсмаршал торжественно заверил Фрицше, что такое обвинение ложно. Свидетельства Союзников, настаивал он, были неточны или неполны, и полностью противоречили тому, что он знал по этому вопросу. В любом случае, добавил Геринг, если и имели место какие-нибудь массовые убийства, то, конечно, не по приказу Гитлера. 96 Генерал Альфред Йодль (Alfred Jodl), начальник штаба Верховного командования вооруженных сил, и, вероятно, самый близкий военный советник Гитлера, дал Трибуналу аналогичные показания. Отвечая на прямой вопрос в связи с этим делом, он сказал: 97
«Я только могу сказать, в полном oсознании своей ответственности, что я никогда не слышал, в письменной или устной форме или намеков, об истреблении евреев" Я никогда не обладал никакой частной информацией об истреблении евреев. Я даю честное слово, что я впервые услышал все эти вещи после окончания войны».
Ганс Франк (Hans Frank), немецкий военный губернатор Польши, показал, что во время войны он слышал только слухи и иностранные сообщения о массовых убийствах евреев. Он спрашивал у официальных лиц, включая Гитлера, касательно этих историй, и его неоднократно заверяли, что они ложны.98 Показания Франка представляют особую ценность, ибо если на самом деле были истреблены миллионы евреев в оккупированной немцами Польше, как это утверждалось, то вряд ли кто-нибудь другой мог лучше об этом знать. В ходе процесса Франк был преисполнен глубокого чувства христианского раскаяния. Его психологическое состояние было таково, что если бы он знал о какой-либо программе истребления, он бы сказал о ней. В ходе одного из заседаний адвокат Франка спросил его: "Вы когда-нибудь принимали какое-либо участие в истреблении евреев?" Его ответ отражает его эмоциональное состояние в то время: 99
«Я говорю да, и причина, почему я говорю да, состоит в том, что под впечатлением этих пяти месяцев заседаний, и особенно под впечатлением показаний свидетеля [бывшего коменданта Освенцима] Гесса, моя совесть не позволяет мне полностью переложить ответственность за это на подчиненных. Я никогда не строил еврейские лагеря смерти или способствовал их созданию. Но если Адольф Гитлер лично переложил эту ужасную ответственность на свой народ, то это также относится и ко мне. В конце концов, мы вели эту борьбу против еврейства в течение многих лет. И, следовательно, я обязан ответить на ваш вопрос в этом смысле и в этом контексте утвердительным да. Пройдет тысяча лет, но эта вина Германии не загладится».
Эти слова, и особенно последнее предложение, часто цитировались, чтобы создать впечатление, будто обвиняемые сами признали свою вину и признали существование в военное время немецкого плана истребления евреев. 100 Менее известными являются слова Франка, произнесенные им в своем последнем обращении к Трибуналу: 101
«В качестве свидетеля я сказал, что и за тысячу лет вина нашей страны не будет заглажена из-за поведения Гитлера в этой войне. [Однако] не только поведение наших военных противников в отношении нашего народа и наших солдат, которое совершенно не допускалось к обсуждению на этих заседаниях, но также и массовое совершение самых страшных преступлений против немцев, о которых я только сейчас узнал, особенно в Восточной Пруссии, Силезии, Померании и Судетах, которые совершались и продолжают совершаться русскими, поляками и чехами, теперь уже совершенно уравняли любую возможную вину нашего народа. Будут ли когда-нибудь судить за эти преступления против немецкого народа?»
Эрнст Кальтенбруннер (Ernst Kaltenbrunner), начальник могущественного Главного управления безопасности Рейха во время войны (RSHA), знал, что его вскоре казнят независимо от свидетельств, представленных Трибуналу: "Полковник — начальник тюрьмы, в которой я содержался, — сказал мне, что меня повесят в любом случае, независимо от результата. И поскольку я полностью осознаю это, все, что я хочу сделать — это пролить свет на фундаментальные вещи, которые неверно толкуются здесь". Отвечая на вопросы, Кальтенбруннер отверг обвинение в том, что он отдал приказ об умерщвлении газами:102
Вопрос. Свидетель за свидетелем, показание за показанием, говорили, что убийства в газовых камерах совершались по общим или конкретным приказам Кальтенбруннера.
Ответ. Покажите мне одного из этих людей или какой-нибудь из этих приказов. Это совершенно невозможно.
Вопрос. Практически все приказы проходили через Кальтенбруннера.
Ответ. Абсолютно невозможно.
Дело Альберта Шпеера (Albert Speer), министра вооружений во время войны и бывшего одно время доверенным лицом Гитлера, заслуживает особого внимания. Его тактика защиты в Нюрнберге была своеобразной и довольно успешной, поскольку он не был повешен. Утверждая, что он лично ничего не знал о программе истребления во время войны, он, тем не менее, заявил, что считает себя морально виновным за то, что он верно служил режиму, который, как он с запозданием понял, был дурным. Отбыв двадцатилетний срок в тюрьме Шпандау, "раскаявшийся нацист" был "реабилитирован" средствами массовой информации за его тонкое, но пылкое осуждение режима Гитлера. Его мемуары, в которых он сокрушался и раскаивался, были опубликованы в США под названием "Изнутри Третьего Рейха" (Inside the Third Reich), получили высокую оценку и с большой прибылью были проданы в Европе и Америке. До самой своей смерти в 1981 году, Шпеер неизменно настаивал, что он ничего не знал ни о какой программе истребления или умерщвления газами во время войны. Его позиция является примечательной, потому что, если во время войны действительно существовала бы политика истребления евреев, то никто не мог быть осведомленным о ней лучше него. В качестве министра вооружений Шпеер был ответственен за мобилизацию в Европе всех имеющихся ресурсов, включая столь необходимую еврейскую рабочую силу. То, что миллионы евреев со всей Европы могли быть перевезены и убиты в таком важном военно-промышленном центре как Освенцим или в другом месте без ведома Шпеера, является совершенно невероятным.103 Во время процесса "Вильгельмштрассе" (Wilhelmstrasse) в Нюрнберге, начальника Канцелярии Рейха с 1933 по 1945 гг. Ганса Ламмерса (Hans Lammers) спросили, "считает ли он по-прежнему, что никакой программы по истреблению евреев не существовало". Он ответил: "Да, считаю. Во всяком случае, такая программа никогда не попадала в мое поле зрения. Эта программа не могла быть разработана". Ламмерс, который был ближайшим советником Гитлера по юридическим вопросам, далее объяснил: "Я не знал ни о каких массовых убийствах, а случаи, которые я слышал, были предположениями и слухами" Отдельные расстрелы евреев в военное время в тех или иных городах, о которых я время от времени читал и слышал, вполне могли происходить.104 Такие показания людей, которые были лучше всего осведомлены о политике Германии в отношении евреев, обычно отвергаются как наглая ложь. Однако категоричность и последовательность этих показаний, порою людей, которые знали, что их вскоре ожидает смерть, говорит о том, что в основном их слова содержали правду. С другой стороны, согласиться с холокостной теорией истребления значит придать бoльшую достоверность самым фантастическим и часто явно лживым показаниям очень сомнительных свидетелей.