Выбрать главу

Лидия Чарская Нюрочка

I

Крошечная квартирка вахмистра Люлюева — «эскадронного папаши», как его называют бравые кавалеристы Г-аго полка — прибрана по-праздничному. Блестят полы, блестят дверные ручки и оконные задвижки, блестит доблестное лицо Суворова, висящее испокон веков в сомнительной рамке красного дерева. Очевидно, мокрая тряпка, гулявшая по мебели, не миновала характерного, выразительного лица героя. Словом, все в квартирке эскадронного папаши выглядит по-праздничному. Даже две канарейки и бесхвостый чижик, прыгающие в клетке, повешенной между рамой и тюлевой занавеской, чирикают как-то особенно — на праздничный лад.

Но торжественнее всех — и полов, и чехлов, и канареек, и мебели — выглядит молоденькая дочь вахмистра, восемнадцатилетняя Нюрочка.

С утра затянутая в красный шелковый лиф с белыми горошинками, с высоко взбитой белокурой челкой, Нюрочка очень авантажна, вся беленькая и свеженькая, как только что испеченная булочка. Глаза у неё синие-синие, как «Анютины глазки», а верхняя её губка очень высоко приподнята, что придает всему личику Нюрочки частью задорное, частью наивное выражение.

Нюрочка счастлива по двум обстоятельствам. Первое и едва ли не главнейшее — это сегодняшний эскадронный праздник, начавшийся службой в полковой церкви со следовавшим затем парадом на плацу, завтраком в манеже для нижних чинов и вечеринкой в квартире вахмистра Люлюева — Нюрочкиного папаши… К этой вечеринке в квартирке Люлюевых готовились исподволь, чуть ли не целую неделю: мыли, стирали, чистили и скоблили с утра до ночи.

Сама вахмистерша Люлюева, «эскадронная мамаша», дебелая сорокалетняя женщина, с чуть подкрашенными самым упрощенным способом — при посредстве уголька — глазами, ходит озабоченная и растерянная, обдумывая, чем бы угостить почетных гостей, состоящих из холостой молодежи своего и чужих эскадронов. В её голове поминутно проносятся картины в виде жареных индеек с каштанами, фаршированных килек, маринованных грибов и прочего и прочего. Она поминутно накидывается на Нюрочку, которая кажется ей вполне равнодушной к её тревоге.

Но Нюрочка далеко не равнодушна к первому событию, как не равнодушна и ко второму, волнующему все фибры её девственного сердечка.

Нюрочка — невеста.

Невестой Нюрочка числится уже две недели, но официальная помолвка должна произойти во время вечеринки эскадронного праздника, как и полагается «полковой барышне», какой самым искренним образом считает себя Нюрочка.

К тому же жених Нюрочкй не какой-нибудь «штафирка» (штафирок Нюрочка от души презирает), а из фельдшеров их же полка, что не мало способствует удовольствию Нюрочки.

Правда, Нюрочке представлялось более выгодная и почетная партия в лице будущего дьякона соседнего села, но Нюрочка, как вполне военная барышня, отказала дьякону-семинаристу и дала слово Федору Архиповичу Кукушкину, также вполне военному человеку из фельдшеров.

Ради такого двойного и торжества, Нюрочка и сшила к сегодняшнему дню красную кофточку с белыми горошинками, над строчкой мелких складочек которой просидела более двух суток. Кофточка оказалась немножко узка в талии, и Нюрочка надела ее с утра, чтобы «привыкнуть» к ней. С утра же надушилась Нюрочка дешевеньким пачули: ей все чудился и запах жареной индейки, специфической струей врывавшийся из кухни в комнату.

Подготовленная, во всеоружии своего обаяния, она теперь терпеливо ждала вечера.

II

К семи часам начали сходиться гости. Менее почетные и «свои» явились раньше.

Пришел Федя, жених Нюрочки, расторопный малый в нитяных перчатках, завитый бараном.

Федя развязно подлетел к Нюрочке, проделал перед ней какой-то неопределенный пируэт, нечто среднее между лезгинкой и пляской диких, и поднес ей фунт тянучек в коробочке от Абрикосова.

Нюрочка вспыхнула, потом присела и, снова вспыхнув, произнесла:

— Мерси-с!

Федя снова изобразил ногами нечто среднее между лезгинкой и пляской диких и, мучительно потея, отошел в сторонку, распространяя вокруг себя слабый, но назойливый запах карболки.

Пришла старшая дочь Люлюевых с мужем-лавочником, черноглазая Серафима, с выпяченным животом (она ожидала прибавления семейства). На ней было надето бывшее подвенечное платье, расставленное по швам, и голубая стеклярусная наколка.

Нюрочка увидела Серафиму и так и заволновалась.

— Ах, ужас! У нас офицеры будут! А она… Ты бы хоть накидку набросила, — и она испуганными глазами указывала Серафиме на её живот.

— А и дура же ты, Нюрка! — возмутилась та. — Скажите, афронт какой! Я ведь замужем. Это ежели не в браке, так действительно… А при законном супруге — так даже вроде почета!