— Ты могла работать только в связке с Мэйсером. Без него ты неконтролируемая машина для убийств.
— Это разве что-то портит? Умирают преступники, а не невинные люди.
— Это портит имидж полиции. Это создает риски для всего населения. Это приводит к тому, что один дерьмовый детектив заходит в ратушу и угрожает оружием мэру. Недостаточно причин, Шайль?
— Так работал бы любой волколюд.
— Нет. Ты сорвалась, малышка. — Голоса Мэйсера и Совински сливаются в одно.
Детектив прикрывает глаза.
— Ты давно не можешь сосредоточиться, не так ли, подруга? — шепчет Мэйсер на самое ухо. — Тебе погано.
— Ты едва ли справляешься со своей работой, Шайль, — говорит мэр. — Ты не годишься для Освобождения ни в каком виде.
— Послушайте, я могу работать на вас. Могу! — Шайль откладывает документ на стол. — Я хочу жить в Освобождении, как любой другой волколюд. Разве не могу?
— Нет, — Мэйсер смеется. — Ты хочешь свалить отсюда, просто ты не знала, куда. Но теперь место нашлось…
— Прости, Шайль. Ты залезла слишком далеко, чтобы жить здесь, — Совински касается часов.
Песок перестал течь.
— Я специально рассказал всю правду. То, что ты узнала от меня, уничтожило твою нормальную жизнь. Если ты проболтаешься людям — они тебя будут презирать за очернение репутации мэра и совета Всемирья. Если проболтаешься волколюдам — тебя убьют как предательницу, ведь ты остановила освободительную войну. Смешно, да? Хотела как лучше, а подставила себя.
— Ты подставил меня. Я просто работала.
— Либо подписываешь документ и выполняешь все, что в нем написано… либо ты выходишь из ратуши и умираешь. Держи ручку, решай сама. Я пока сделаю звонок.
Шайль дрожащей рукой принимает ручку из пальцев мэра. Пробегается взглядом по документу.
Что тебе не нравится, детектив? Ты не хочешь убить того, кто предал мэра и весь город? Ты не хочешь дать интервью газетам, когда все кончится? Или ты просто не хочешь ехать на ледники?
Шайль кусает губу, слыша, как мэр разговаривает через кристалл.
— … Да, все в порядке. Она скоро выйдет. Не переживайте, я договорился.
Детектив поднимает взгляд. Если убить мэра — начнется война. Освобождение утонет в крови. И это будет людская кровь. Может, Шайль и не выберется из О-1 живой. Но зато ее раса сможет…
Захватить Всемирье? Подчинить его себе? А имеет ли это значение для Шайль?
Девушка вспоминает свою «семью». Отца, мать, братьев и сестер. Многие из них еще живы. Кто-то во Всемирье, кто-то в родном мире. Они все — полноценные. Они отвернулись от Шайль, потому что она не такая. Они позволили изгнать ее. Они предали ее.
Быть мертвой мученицей ради своей кровожадной расы? Или быть живой мученицей ради всех миров?
Последнее явно более значимо и соблазнительно. Тем более, она хочет спасти этот город. Дать шанс всему наладиться. Стать лучше.
Если верить документу, у Шайль будет целый месяц, чтобы насладиться жизнью перед тем, как ее отправят на войну с… димонами — огромными тварями, которые разорили мир бромпиров, вытеснили их и теперь хотят сожрать Всемирье.
Выживет ли она на этой войне? Шайль не уверена. Но ручка выводит уверенное «Shaile». Пусть будет так. Последнее убийство. Последний месяц жизни. А дальше — что-то новое. Опасное. Безумное. Но Шайль хотя бы не расстреляют. Значит, будет шанс отвоевать и вернуться… будет же?
— Мэр, — зовет детектив. — Я подписала.
— Умница. Я в тебе не сомневался, — улыбается Совински, принимая документ.
— Сколько мне нужно воевать, чтобы вернуться на гражданку?
— Как обычно, как и всем. Три года на ледниках — остаток жизни на свободе, — улыбается мэр. — Я думаю, ты без проблем справишься. После войны приезжай в Освобождение, буду рад видеть.
Шайль чувствует внутри странную отрешенность. Глаза пощипывает. Нос тоже. Обидно. Ее снова выгоняют. На этот раз из квартиры и города. Почему? Ну почему так?! Почему она просто не может жить?..
— А мне… можно оставить револьвер и куртку? — спрашивает, едва не плача, с усилием стискивает зубы, чтобы голос не дрожал.
Побитый злобными мальчишками щенок. Брошенный семьей. Без друзей. Без родины.
— Куртку — точно да, а вот… револьвер? Ты про «Левиафана М-3» говоришь?
— Да.
— На фронте дадут кое-что получше.
— Мне нужен мой револьвер. Рука привыкла.
— Ладно. Я… — Совински бросает взгляд на изображение, идущее от кристалла. — Друг, запросите у ребят на воротах серийник револьвера. И позаботьтесь, чтобы его окончательно закрепили за Шайль.
— Так точно! — бодро отвечает кристалл.
— Все улажено, — мэр поворачивается к девушке с улыбкой. — Рада?
— Да… так чуть лучше, — кивает Шайль. — Значит, мне нужно будет убить его?
— Как только договоришься с Гэни — да. Убей, пожалуйста. Тебе ведь не сложно прикончить преступника? Ты привыкла к этому, насколько я знаю. Потом можешь отдыхать. Я позабочусь о том, чтобы все журналисты в Освобождении узнали, кто спас наш город и Всемирье. Покупаешься в лучах славы, а?
Шайль отрешенно хмыкает. Поднимается.
— До свидания, мэр.
— Удачи, детектив. Автомобиль будет ждать вас с подругой у ворот в О-2. Надеюсь на твое благоразумие.
Девушка выходит молча. Дверь закрывается с приятным щелчком. Мэйсер стоит в коридоре и курит.
— Значит, решила жить в безумном мире, где ты крутая?
— Вроде того… Дашь покурить?
— Ого, вот это просьба! Ну, такую героиню грех куревом не угостить. Держи.
Пачка «Забастовки» раскрывается, и Шайль чувствует в пальцах реальную сигарету.
— Ты призрак? — тихо спрашивает, прикуривая.
— Не-а. Просто воспоминание, которое сводит тебя с ума.
— Мы даже не встречались… Мы просто коллеги. Что за херьня? Почему ты меня преследуешь?
— Ты носишь мою куртку, а ведь «мы не встречались». Только не говори, что тебе просто нравятся инициалы на спине. Не поверю.
— Тц. Не в этом дело, — Шайль косится в сторону от Мэйсера.
Там сидит боблин Кузнецов и шепчет:
— Я не хочу на войну… не хочу… не хочу… там не за что воевать… легче руку сломать… Мэйсер, сломайте мне руку, друг!
— Я бы сломал, но я гребаный призрак, — отзывается следователь, выдыхая облачко дыма. — Так что как-нибудь сами, коллега.
— А он, — кивает Шайль, — тоже детективом был? Я его не помню.
— Честно? Я вообще без понятия, почему ты видишь этого боблина. Вроде как он мой друг.
— Ясно. Хороший у тебя друг.
— Жаловаться не могу, мы с ним неплохо ладим, — Мэйсер кидает окурок на ковер и топчет его ботинком. — Лучше, чем с тобой.
— Почему?
— Не знаю. Так уж сложилось, что у нас не сложилось.
— А ты бы хотел, чтобы все было иначе?
Мэйсер засовывает руки в карманы куртки. Пожимает плечами.
— Ладно, — Шайль кивает. — Забудь.
— Мне нечего помнить, башка совсем пустая, — человек идет к боблину, постукивая по виску, и бросает напоследок. — Это наша последняя встреча, дальше ты сама. И не пей больше дрянь, она плохо влияет на мозги.
Шайль рассмеялась. Нервно, с натяжкой, зажмурившись. Ударила затылком о стену. Открыла глаза.
Куртка, на спине которой только две буквы, — «Ф.М.», — мелькнула в последний раз. Затем растворилась прямо в стене. Скоро причитания боблина стихли. Как и вялые ответы человека.
Девушка касается воротника. Иногда ей кажется, что на нем все еще запах ее единственного друга. Утраченного, почти забытого. Но вряд ли это что-то меняет.
— Ладно, это все херьня. Надо заканчивать и идти в отпуск. Я уже не выдерживаю.
Шайль бредет по коридору, засунув руки в карманы куртки. Куртки, на спине которой только две буквы…
Глава 24: День?????