Девушка поднималась по знакомым ступенькам. На самый верх — на четвертый этаж.
Если правильно понимать намек мэра, тот и сам не знает, где находится цель Шайль. Совински, наверное, думал, что детективу придется долго искать, ориентируясь только на имя. Но дело на самом деле проще.
Шайль постучалась в дверь к Гириому. Парень открыл довольно быстро. Мокрая голова, полотенце на плечах. Принимал душ. Только взгляд чуть одичавший.
— Привет, — волколюд давит из себя улыбку, но та выходит несколько болезненной. — Ты уже вернулась?..
— Ага. Не знаешь случайно, где Хойк?
Гириом хмурится. Отступает от двери.
— Э-э… не то чтобы знаю. Зачем он тебе?
Шайль устало потирает лицо и не успевает ответить. Гириом вскидывается:
— Ты вся в крови. Что-то случилось? Заходи, сделаю тебе кофе.
— Мне не нужен кофе. Скажи, где я могу найти Хойка. Мне надо с ним поговорить.
— Не получится. Он сейчас ни с кем не видится… Ты в порядке, Шайль? Выглядишь ужасно, — Гириом отпускает край полотенца и протягивает руку. — Заходи. Расскажешь, что случилось.
Шайль измотана. Но ей хочется закончить дело, навсегда вычеркнуть его из своей жизни и больше никогда не вспоминать. Нужно собраться с силами, выжать из себя последние крупицы…
— Гириом, ты говорил, что не входишь ни в одну общину. Ты мне врал?
— Нет…
Револьвер выскальзывает из кобуры. Волколюд непонимающе смотрит в дуло.
— Шайль… ты чего? Опусти…
— Ты мне врал. Говори, где Хойк, иначе мне придется самой его найти.
— Вряд ли ты его найдешь.
Между ними метр дистанции. Шайль не вытягивает руку с оружием, держит ее согнутой в локте, чтобы успеть отреагировать на малейшее неправильное движение. Гириом старается не допускать ошибок.
— Шайль, успокойся, тебе не нужен Хойк. Что бы ни случилось, ты можешь просто расслабиться. Все позади.
— Гириом, не вынуждай меня.
— Положись на меня. В чем проблема? Он что-то сделал?
— Он предал город. Предал мэра. Если ты не окажешь содействие…
— То пристрелишь меня так же, как и любого другого преступника на своем пути? — спокойно спрашивает Гириом. — Я его наемник, я не член какой-то общины. Я не могу подставить нанимателя.
— А если он умрет, и никто не узнает, что это твоя вина?
«Левиафан» в руке перестает быть убедительным несмотря на взведенный курок и заполненный барабан.
— Ты не сможешь его убить. Тебя схватят и заставят говорить.
— Дело только в этом? Я смогу умереть молча, не переживай.
Гириом кривится, хватается за концы полотенца, натягивая его на шее. Вздыхает.
— Ты можешь передумать, милая, — парень смотрит на девушку с жалостью. — Не знаю, как ты вышла на Хойка, кто тебе дал наводку и почему ты решила, что должна с этим разбираться. Это неважно. Все еще можно передумать.
— Поздно. Просто скажи, где он, и я больше не буду тебя беспокоить.
— Фух… А ты упорная, да? Ладно. Он под землей, среди труб.
— Что?
— Канализация. Хойк прячется там. Его ребята тоже.
— «Его ребята»?
— Волколюды, наиболее значимые. Меня туда не пригласили, так что подробнее сказать не могу. Но если ты проберешься через люк, который недалеко от его лавки с музыкой, то быстро найдешь если не Хойка, то проблемы.
Револьвер прячется в кобуру, скрываясь под полой куртки. Шайль кивает.
— Спасибо.
— Постарайся и правда умереть молча. Что бы с тобой ни делали, — вдогонку бросает Гириом, но детектив его не слушает.
Нет времени заходить в квартиру и пить кофе. Совсем не хочется напоследок постоять на балконе, глядя на ночное небо. Шайль это расслабит, и решимость уйдет. Нужно идти сейчас.
Пока еще рукоять сохраняет тепло.
***
— Дай мне сил, луна, — шепчет Шайль.
Она сидит на крыше здания. Правая рука нервно теребит револьвер. Левая — держит сигарету. Фильтр нещадно сминается пальцами, и щепотки табака валятся на камень.
— Это последняя ночь. Станет легче, станет, — Шайль с тоской смотрит в небо.
«Левиафан», «Соловей», полпачки сигарет, колотящееся сердце и куртка старого друга. Это все, что есть, и все, что нужно.
Детектив откладывает револьвер. Зажимает сплющенный фильтр клыками. Зажигалка с тихим щелчком высекает из кристалла магическое пламя. Огонь захватывает частично опустевшую гильзу сигареты, пляшет на кончике, подбираясь к табаку. Сухо трещит, придавая дыму нужный вкус.
— Я справлюсь. А если нет, то так и должно быть.
Шайль нервно дергает ногой. События прошедшей недели вертятся в голове. Она снова и снова прокручивает детальки дела.
Хойк — замыкающее звено. Девушка разгадала все от начала и до конца. Бибик — нанятый фармацевт, Зельда — невинная жертва, за бардаки в городе ответственнен… Хойк. Мэр просто ошибся. Шайль нужно подчистить результат ошибки.
Последнее дело оказалось самым крупным. Детективу прежде не приходилось бегать по всему Освобождению и нарушать закон, чтобы получить нужные ответы. Удовлетворена ли Шайль? В каком-то смысле, да. Она волколюд, она детектив, а револьвер — судья. Все вышло как надо.
Сигарета, едва ли скуренная, летит с крыши на землю. Девушка пихает «Левиафана» в кобуру, хватается за холодную лестницу пожарного спуска. Ярко-красные кроссовки, цвет которых с трудом угадывается под светом луны, ступают неслышно. Люк прямо внизу. Вход в царство смерти. Там сейчас спокойно. Но с приходом Шайль все изменится.
Детектив подхватывает с земли арматуру. Поддевает ею люк, без особых усилий сдвигает тяжелый пласт металла. Заглядывает внутрь.
Там есть свет. Если есть свет… значит, наводка верна. Время спускаться.
Шайль напоследок вдыхает смрадный воздух О-3. Хотя за последние дни он стал чуть мягче.
Спуск проходит без проблем. Скобы надежно вбиты в камень, а света хватает, чтобы не оступиться. Вскоре детектив спрыгивает вниз. Озирается. Встречает недоумевающие взгляды волколюдов. До них два метра. Парень и девушка. Последняя прижата к стене. В их глазах плещется страсть, не успевшая смениться удивлением.
— Какого хе…
Вопрос тонет в грохоте выстрела. Волколюда бросает на камень. Его самка не визжит — хватается за здоровенный боевой нож. Шайль даже не успевает перевести руку, как получает опрокидывающий удар.
— Получай, гнида!
Шайль рычит от боли, одной рукой удерживает кисть противника, другой прислоняет «Левиафана» к телу. Достаточно одного выстрела.
Девчонка содрогается, стену орошает кровью. Короткий удар рукоятью в лицо. Волколюдка заваливается в сторону, оставляя нож в боку Шайль.
— Скотина… — хрипит детектив, выдергивая широкое лезвие.
От боли мутится в глазах. Удар был метким, и будь Шайль человеком, на этом все и кончилось бы. Печени кранты.
Тело цепенеет. Кровь горячим потоком пропитывает футболку. Детектив торопливо вонзает клыки в еще живую жертву.
— Не вздумай… — хрипит самка.
Она пытается обратиться, но толку мало: Шайль выгрызает куски из глотки, подтягивает тело к себе, прикрываясь от опасностей. Вовремя.
Эхо разносит чужие крики по тоннелям. Слышен торопливый бег. Ругань. Шайль отчаянно глотает кусок за куском. В этом нет жажды или удовольствия — лишь тяга к жизни.
— … мать!
Крик смешивается с выстрелами. Добыча Шайль получает несколько пуль, вздрагивает, разбрызгивает кровь. Детектив прячется за мертвым щитом, вжимается в стену, вскидывает револьвер.
Курок исправно бьет по капсюлям. Крупнокалиберные пули выедают куски бетона, брызжут осколками металла и камня. Стрелявший прячется в укрытие.
Шайль не слышит, о чем они кричат. Звон в ушах мешает. Тело все еще слабое от раны. Нужно вставать.
В одной руке нож, в другой — револьвер. Детектив вскакивает на дрожащие ноги, не спуская глаз с угла, за которым прячется еще одна жертва.
Прыжок через канал с помоями получается не очень удачным: Шайль с трудом долетает до противоположного края, почти соскальзывает. Пуля рассекает плечо, разрывая ткани куртки и тела. Еще один выстрел со стороны Шайль. Детектив вспрыгивает, вжимается во влажную стену, направляя револьвер вдоль нее. Торопливо вышагивает, стараясь держать мушку в нужном месте.