И уже на земле, я положила руки ему на грудь, приказав:
- Работай, чтоб тебя...
Надавила.
Я не знаю, что произошло, быть может, и самым невезучим положена капля удачи, но треклятое сердце трепыхнулось и застучало ровнее... ровно... и вообще нормально. Вадик задышал.
И открыл глаза.
- Марго, ты передумала? Поцелуй меня...
- Да пошел ты... - я икнула.
И кажется, готова была расплакаться, вот только слез не было...
...давно уже не было. А потому я вытерла сухие глаза рукавом и сказала:
- Кардиологу покажись, дубина...
На вторую пару я успела, и треклятая Козлоногова, естественно, не упустила случая спросить, где это нас носило... ответить бы ей в рифму, да... сессия, будь она неладна.
...а его я узнала сразу. И еще удивилась, что он не изменился совсем. Тринадцать лет прошло, а он не изменился. От мамки моей тень осталась, страшная, выблекшая, с путанными волосами и глазами запавшими, а этот...
По-прежнему в костюме.
Синем.
Галстук с зеленой искрой и булавкой.
Белая рубашка.
Легкий плащ.
Кейс.
Стрижка.
И маникюр, кажется... нет, маникюр, надо полагать, из его новой жизни, в которую он ушел, не оглянувшись на нас с мамой.
- Маргарита? - а тон-то такой...
- Я за нее, - я скрестила руки. Надеюсь, дражайший папочка не думает, что я сейчас кинусь ему на шею, соплями от счастья захлебываясь.
- Ты выросла.
- Да неужели... какая странность.
- Сарказм тебе не к лицу. Идем.
- Куда?
Ответа меня не удостоили. Папочка повернулся спиной и направился к темной машине, припаркованной в месте, для парковки не предназначенном. Я пожала плечами и направилась в противоположную сторону, если поторопиться, то успею на свой двадцать третий.
- Маргарита! - его окрик спугнул воробьев. - Маргарита, немедленно остановись!
Еще чего...
- Маргарита!
Я обернулась и спросила:
- Чего тебе?
Папочка выглядел злым. Нет, не просто злым, он был в ярости. Лицо побелело, а на щеках проступили алые пятна. Этак инсульт хватит, а мне оно надо? Мне одного болезного за день выше крыши.
- Ты как себя ведешь?
- Слушай, - я поправила сползающий рюкзак, в котором, помимо книг, уместилась почти свежая булка и бутылка йогурта. - Если ты пришел нотации читать, то опоздал маленько... лет этак на тринадцать.
Была надежда, что папочка смутится. Или скажет, что сожалеет... или не скажет, но хотя бы вид подаст, однако он лишь бровью дернул.
- Маргарита, ты обязана отправиться со мной.
- Нет, - булку я съем чуть попозже... Серафимка живет возле парка, вот и... у Аскольда мне предложат чаю, и этого хватит на вечер. - Говорю ж, опоздал. Мне уже пару лет как восемнадцать исполнилось, а потому ничего и никому из вас я не обязана...
Папочка поморщился и щелкнул пальцами.
...все-таки раньше лицо у него было другим... более приветливым, что ли? И когда на маму смотрел, он улыбался... и...
Я открыла глаза.
Пахло кофе.
Корицей. Туалетной водой, но неназойливо. Кожей еще и... мы ехали. Куда?
- Какого черта? - я открыла глаза.
- Маргарита, ты ведешь себя неподобающим образом.
Вот хрень...
Я потерла глаза. Как он это провернул? Кино какое-то... дрянное кино, где героине пихают в рот хлороформовый платочек... нет, папаша стоял далековато. Баллончик? Усыпляющий газ? Я бы заметила и... не вяжутся подобные фокусы с пафосной папашиной фигурой.
Вот сидит.
Смотрит перед собой.
Точеный профиль, жесткий подбородок. Височки пострижены по линеечке... мудак.
- Я понимаю твое удивление, но все же тебе следует лучше контролировать свои эмоции. Полагаю, это сказывается дурная кровь твоей матери...
- Ага, а твоя, значит, хорошая... - я потерла виски. Голова слегка ныла, но и только. И во рту никакого химического привкуса. А он вообще должен быть? - Машину останови.
Папаша меня проигнорировал.
- Слушай, не знаю, что тебе вдруг от меня понадобилось, но давай ты опять забудешь о моем существовании, а? - что-то происходящее мне нравилось все меньше. Воображение рисовало картины одну другой бредовей.
От неизвестного дедушки, который не нашел ничего маразматичней, как завещать мне неправедно нажитые миллионы в обход папаши с новой его семьей, до тихой клиники, где меня разберут на органы...
- Это было бы правильно, - папаша поморщился. - Но, к огромному нашему сожалению...
...нашему? Это он о себе во множественном числе говорит?
- ...инициированный необученный маг представляет потенциальную опасность для общества.