— Опять молоки порося?! — недовольно сморщившись, вскричала капризная девчонка. — Да сколько можно?!!
— Милая, все остальное идет на продажу, — ласково сказала графиня, успокаивая любимицу.
— Да, а что, Сил не мог наловить пиявок? — не унималась избалованная младшая дочь графа фон Гноря.
— Веди себя прилично, — одернула ее Глинни.
— Кто бы говорил о приличиях! — прошипел Кирстен фон Гнорь, выплевывая слова через сжатые в нить губы. Потом, резким жестом отбросив в сторону салфетку, с презрением посмотрел на дочь.
Дело в том, что недавно он собственноручно изъял из сумочки Глинни упаковку презервативов. Спасибо Хрусталине — это она наябедничала в отместку за то, что старшая сестра отобрала у нее свою косметичку. О том, что Глинни известно, что такое контрацептивы, граф и не подозревал, но то, что дочь не только смогла их найти в Чертокуличинске, но и, судя по всему, уже знакома с тем, как их применяют, эта мысль совершенно вышибла любящего отца из колеи.
— Сделала нас посмешищем целого города, проститутка, — процедил «любящий отец», как-то забыв о том, что это супруга рассказала о «развратном» поведении дочери своим подругам. Не всем, а только двадцати — тридцати самым близким, да и то по большому секрету.
— Кирстен, как можно! — возмутилась Сорча. — За столом невинное дитя, а ты так выражаешься. — И любящая мать погладила довольную Хрусталину по голове, стараясь не поцарапаться об острые дочкины рожки.
В роду Сорчи фон Гнорь были черти, и так случилось, что именно Хрусталина получила эти «испорченные» гены. Именно поэтому девочку избаловали родители — убогих детей как-то жальче. С другим отцом она бы считала себя красивой и стройной чертовкой, и ей бы не приходилось самоутверждаться, подстраивая окружающим пакости.
С любым другим отцом, но не с Кирстеном фон Гнорем, который считал вампиров высшими существами, едва замечая представителей других рас, народностей, национальностей. Он даже к крылатым демонам относился пренебрежительно, а ведь они были куда старше вампиров. Так, по крайней мере, записано в Великой Книге.
Глинни вскочила с места и кинулась вон из столовой.
Раздался звон. Это Сил швырнул тарелку об пол.
— Выйди из-за стола, быдло, — приказал отец, смерив второго сына раздраженным взглядом.
Сил набычился, в упор уставившись на родителя, но сдержался и выполнил требование. Через минуту во дворе взревел мотор. Больше граф никогда не видел Сила. То, что Силик не вернется, Кирстен фон Гнорь понял через два дня, когда некормленые порося устроили визг на весь Чертокуличинск. Пока же он, стараясь справиться с гневом, посмотрел на младшего сына. Гран спокойно доедал свою порцию, не проявляя никаких эмоций и никак не реагируя на инцидент. Собственно, он даже ничего и не заметил.
— Люблю праздничные обеды, — проворковала Хрусталина, радостно сверкнув глазками.
Кирпачек встал.
— Я к фельдшеру Тобу, — сказал наследник и быстро вышел из-за стола.
Глинни он догнал не сразу. Сестра бежала по длинному сумрачному коридору, едва сдерживая рыдания. Неслась вперед, не разбирая дороги. Слезы черной пеленой застилали глаза. Когда старший брат схватил ее за руку, вампирелла резко остановилась и, разрыдавшись, уткнулась ему в грудь.
— Ну будет, будет. — Кирпачек погладил девушку по голове, словно она была малышкой. — Все будет хорошо, девочка.
Рыдания становились все тише и тише. Наконец Глинни, шмыгнув последний раз носом, подняла лицо вверх.
— Я рада, что ты приехал, — прошептала она. — Я так ждала тебя, Кирп. — И сестренка громко всхлипнула, явно собираясь снова разреветься.
Кирпачек, обняв Глинни за плечи, повел ее по коридору вдоль слабо светящихся плесенью панелей.
— Ну полно, полно. Не переживай. Поговорят недели две, потом переключатся на кого-нибудь другого, — приговаривал Кирп, ласково глядя на сестру.
Девушка улыбнулась, тыльной стороной ладони утерев слезы.
— Сейчас уже ничего, а сначала было совсем плохо.
Глинни всегда отличалась застенчивостью, и предположить, что обвинения отца достоверны, Кирпачек не мог. Даже то, что молчаливая и стеснительная Глинни с кем-то встречается, — уже само по себе было невероятно. Но все же презервативы в сумочке младшей сестры откуда-то появились… И тут Кирпачек понял, в чем дело.
— У тебя любовь, — тихо сказал он, чувствуя себя немного неловко. В их семье не было принято касаться личных тем. В графском замке говорили о соседях, обсуждали столичные новости и местные сплетни, но вот чтобы хоть раз темой разговора были чувства — такого молодые люди даже представить себе не могли. Чувства в семье фон Гнорей обсуждали только чужие и только с осуждением. Пока дети были маленькими, они еще могли выразить свою любовь друг к другу, но с возрастом все реже и реже случались такие вот разговоры — по душам.