Даже, как я предполагаю, были живописные портреты на досках; и может быть, портреты помещались на обложках книг. Сенека (Об успокоен. души): «Собраны лучшие и портретами своих божественных авторов запечатленные труды»{268}. Светоний в [жизнеописании] Тиберия (Гл. LXX): «Он поместил в общедоступных библиотеках их сочинения и портреты среди древних и современных авторов»{269}. Плиний в своих письмах{270}^ «Геренний Север{271}, ученейший муж, сильно возжелал поставить в своей библиотеке бюсты Корнелия Непота{272} и Тита Аттика»{273}. Стало быть, имелись и те, и другие, как статуи, так и портреты. Плиний также пишет о Силии Италике: «Он владел в этих местах многими виллами, и везде у него были библиотеки, а в них — много статуй и портретов, не только тех авторов, чьи книги у него имелись, но и тех, кого он почитал, прежде всего — Вергилия»{274}. Вописк в [жизнеописании] Нумериана{275}: «Его ораторское искусство было столь совершенно, что было предложено исполнить ему статую для установки в Ульпиевой библиотеке не только как Цезарю, но и как оратору, и чтобы была надпись: НУМЕРИАНУ ЦЕЗАРЮ СИЛЬНЕЙШЕМУ ОРАТОРУ СВОЕГО ВРЕМЕНИ»{276}. Но и Сидоний, заслуженно гордясь своей статуей, замечает:
Он заявляет, что статуя его принадлежала и Греческой библиотеке, и Латинской. Кажется очевидным, что такие вот меньших размеров статуи или бюсты писателей размещались вдоль стен, напротив их книг. Ювенал: «Бюстам Клеанфа прикажет стеречь свои книжные полки»{279} . Древнее двустишие, что посвящено бюсту Вергилия на его могиле, сообщает об этом же обычае:
Это означает, что живым кажется тот, кто живет в своих книгах и изображениях своих. Отсюда и настенные медальоны, упоминаемые Цицероном в письме к Аттику{281}. И ныне библиотеки украшаются медальонами, изображающими если не авторов, то богов.
Глава XI
Заодно, пользуясь случаем, об Александрийском Музее. Ученые мужи, имевшие там кров, а также окормляемые для общего блага. Цари и императоры, кои о нем имели попечение
И право же, более к тому, что было сказано о библиотеках, что заслуживало бы называться ἀξιόλογα (достойным речи), ничего добавить не могу. Скажу только об одном, порожденном ими детище. Ведь если бы были только одни библиотеки, заявляю я, то либо редкий гость, либо вовсе случайные посетители туда бы заглядывали, к чему такое скопление народа? И были бы там «плодотворные ученые изыскания», как призывает Сенека?{282} Это также предусмотрели правители Александрии, и единовременно с библиотеками они обустроили Музей{283} (так называли будто бы храм Муз), где занятия имели мужи, преданные Музам и от других забот свободные. Мало того, от забот житейских и добычи пропитания свободные, так как все блага даровались им за счет казны. Прекрасное учреждение! О нем один только Страбон превосходно пишет (Кн. XVII){284}: «Музей является частью помещений царских дворцов; он имеет место для прогулок{285}, экседру{286} и большой дом{287}, где находится общая столовая{288} для ученых, состоящих при Музее. Эта коллегия ученых имеет не только общее имущество, но и жреца — правителя Музея, который прежде назначался царями, а теперь Цезарем»{289}. Первое, что он сообщает: Музей был одной из дворцовых построек. Надо думать, цари пожелали присоединить и подчинить его себе, чтобы в близости и наготове были те ученые мужи, с которыми они могли бы вести беседы, когда пожелают, для приобретения и закрепления знаний. Там были портики и экседры, первые — более для телесных упражнений, вторые — для духовных, где заседающие могли диспутировать и рассуждать. Был и дом, с общей для них казной и трапезой, что еще Филострат{290} подтверждает, рассказывая о Дионисии{291}, получившем место при Музее, и добавляет (В жизнеописании Дионисия Милезийского): «Музей же есть трапеза египетская, которая собирает всех писателей со всей земли»{292}. Хочу, чтобы слова эти были как следует оценены: «всех, со всей земли». Не правда ли, их число было немалым, и расходы на них требовались немалые? Это и Тимон Силлограф{293} показывает, хотя и порицает, по своему обыкновению: