Выбрать главу

— Ишь ты какой галантный, — хмыкает мама. — Не боишься, что уведут?

— Честно говоря, не очень. Сама посуди, раз уж до меня пятнадцать лет никто не позарился…

— Так чужое интереснее, чем ничейное.

— По себе судишь?

— Да мне они с роду не нужны, хоть женатые, хоть какие! А вот ты бы за своим присматривала. Тут-то я поняла уже, что тётки странные, но если вы с ним на Землю полетите — вот там глаз да глаз! Найдутся бабы и поумнее тебя, и покрасивей. На императора-то!

Я корчу рожу в том смысле, что подозревать Азамата в измене — не просто последнее дело, а вообще идиотизм. Азамат тут же вопросительно на меня смотрит, мол, что с матерью не поделила.

— Мама считает, что ты такой потрясный мужик, что мне надо от тебя вилами гонять всех потенциальных соперниц.

До сих пор усилием воли молчавший Алтонгирел не выдерживает и фыркает в пиалу, произведя веер брызг.

— Вот поэтому пиалы для чая такие маленькие, — наставительно сообщает Янка, до которой не долетело.

Азамат тем временем собирается с мыслями и, стратегически улыбаясь, говорит маме:

— Ваша дочь не должна волноваться. Но спасибо за комплимент.

Мама некоторое время изучает его задумчивым взглядом, потом обращается ко мне.

— Лизка, будь поосторожнее со своим знойным красавцем. Я тебе говорю, на Земле все бабы будут его.

— Вы хотите взять Лизу на Землю? — хмурится Азамат.

— Мнэт, — Сашка с набитым ртом мотает головой. — Мно вам когда-то пйыдётся пйыехать вмэште. Ой, как вкусно! Я хочу сказать, маршал Ваткин хочет вас видеть, а он с Земли не выбирается уже много лет, всё-таки пожилой человек. Так что он хотел бы, чтобы вы сами до него добрались. Вы ведь хотите вступить в экономический союз, правда? Ну так маршал вас ждёт с распростёртыми объятьями, только просит лично встретиться. Он же с вами об этом говорил, разве нет?

— Говорил, — кивает Азамат, не переставая хмуриться. — Но мне теперь не так просто уехать с планеты на несколько недель. Да и требования для вступления в союз мы ещё не все выполнили.

— Так я вам говорю, нафиг требования, вас уже ждут!

— Нет, — решительно отвечает Азамат. — Пускай ещё подождут. Если моя планета вступит в союз, то с полным правом, а не по прихоти главнокомандующего союзными войсками. Я ни в коем случае не хочу его обижать, но я не хочу и быть у него в долгу. И тем более не хочу, чтобы другие союзники смотрели на нас сверху вниз, дескать, ничего не умеют, только мечами махать, а по знакомству провинтились на тёплое местечко. Союз — это сотрудничество, и я там хочу быть на равных.

— Мда-а, — Сашка задумчиво трёт нос. — Серьёзный вы человек, Азамат. Не то чтобы я в этом раньше сомневался, конечно… Но, боюсь, маршал всё-таки обидится.

— Именно поэтому я ему говорю, что не могу приехать, потому что ужасно занят, и надо сначала навести порядок дома, а уж потом лезть в мировую политику.

— Вы бы знали, какой у нас бардак, поняли бы, что он с вами не совсем согласен…

Азамат пожимает плечами.

— Тогда скажите ему, что жена не хочет меня отпускать к земным красоткам.

Я давлюсь яблочком.

Дома Тирбиш выносит нам сонного Алэка, и меня сносит громовым сюсюканьем. Мелкий чужих не боится совершенно, а тут как бы и не совсем чужие… В общем, он ведёт себя, как в рекламе: улыбается и радостно пищит, хватая родичей за выступающие части организма.

Дверь приоткрывается, и оттуда раздаётся то ли свист, то ли шипение. Обернувшись, в полутьме различаю Алтонгирела, который манит меня в гостиную. Видимо, жаждет мне на маму пожаловаться. Встаю и выхожу.

— Чего ты?

— Да я так, поинтересоваться, они не жалуются, ничего? — Алтонгирел стоит ко мне боком, нехарактерно теребит рукав и отводит взгляд.

— А на что им жаловаться? Мама сказала, что с ней все очень вежливо обходились.

Духовник немного расслабляется.

— Я просто… ну, пришлось объяснять нашим всякие штуки, ну, про чашки там, или про то, что надо место уступать… В общем, на тебя ориентировался. Странно всё это, я боялся, как бы глупость не сделать какую-нибудь. Тем более, ребята мне никак не верили. А родичи твои молчат, как будто не для них стараюсь…

— Спасибо тебе большое, у тебя отлично получилось. Для моих родичей такие вещи — сами собой разумеются. Они просто не знали, что надо тебя поблагодарить. Так что я тебе говорю спасибо за них.

Алтонгирел кривится, но кивает. Потом принимается жевать нижнюю губу. Я жду, пока он соберётся с мыслями, но он всё никак.

— Ну рассказывай, что ещё?

— Твоя мать — странная женщина.

Невольно усмехаюсь.

— Это не новость.

— Да? — он разворачивается ко мне всем корпусом. — То есть, она и для землянки странная?

— Есть немного. Конечно, для Муданга гораздо страннее. А что она такое сделала?

— Она… как бы это сказать… Она совсем не боится показаться смешной. Вот например, она ведь ни на всеобщем, ни на муданжском не говорит, а твой брат не всегда был рядом, так она его не ждала и не звала, а так, жестами показывала, если ей что надо. Кстати, она выучила несколько муданжских слов, специально нас заставила с ней их повторять. Вся команда по полу каталась от смеха, я думал, она разозлится, а она…

— …Хохотала громче всех. Ну да, а чего злиться-то? Вы же не ждёте, что она прямо возьмёт и заговорит правильно. Она даже не собирается учить муданжский, просто из интереса какие-то слова зазубрила.

— Ну да, но всё равно. Если я что-то делаю первый раз, и у меня плохо получается, да ещё и у всех на виду, я страшно злюсь.

Я усилием воли сглатываю комментарий про подростковые комплексы.

— Понимаешь, Алтонгирел, моя мама уже добилась в жизни всего, чего хотела. Она хороший профессионал, её уважают, ей много платят, у неё любящая семья и куча друзей. Я сомневаюсь, что у вас на борту был хоть один человек, настолько довольный собой. Она имеет право больше ни в чём не преуспевать, она и так крутая. Понимаешь? Сказала что-то смешное и посмеялась, потому что это не важно. Мне кажется, тебе это должно быть близко. Ты ведь довольно высокого мнения о своих профессиональных способностях, да и все остальные считают, что ты очень хороший духовник, даже Ирлик. Ты можешь себе позволить расслабиться и не злиться по пустякам. Я думаю, тебя станут даже больше уважать, если ты будешь меньше беспокоиться об имидже.

— Погоди-погоди, Ирлик-хон про меня говорил? — настораживается Алтоша.

— Ну, он сказал, что у нас оба духовника невероятно круты. Я так поняла, он имел в виду Ажгдийдимидина и тебя.

— Странно, что он считает меня вашим духовником. И я не так уж хорош в своём деле. Ты-то это знаешь, даже если все остальные меня нахваливают. Я хорошо предсказываю, но я совсем не понимаю людей. Ажгдийдимидин вообще сказал мне, что я машина для предсказаний.

Мне кажется или у него дрожат руки? На всякий случай поглаживаю его по плечу.

— Он, видимо, очень злился, раз так сказал. Но знаешь, мало кто может похвастаться, что хорошо предсказывает. Так что ты в любом случае крут, тебе просто есть, куда расти, — кто бы мог подумать, что мне придётся убеждать Алтонгирела, что он крут!

— Вот твоя мать тоже всё время так делает, — неожиданно говорит он.

— Как?

— Трогает. И ещё обнимает, целует всех. Зачем?

— Она так выражает, что ей приятны эти все.

— Но я тебе неприятен, почему ты меня трогаешь?

На всякий случай убираю руку.

— Потому что ты нервничаешь, и я хочу тебя успокоить. На землян это обычно действует успокаивающе.

Алтонгирел рассматривает меня в полутьме.

— Я не люблю, когда меня трогают женщины. Я от этого только больше нервничаю.

Я открываю рот, чтобы извиниться, но он продолжает:

— Но почему-то когда твоя мать трогает, то совсем другое ощущение.

Я развожу руками, не находя слов.