— Борис Александров, великолепно пройдя испытание в молодежном составе, к тому времени уже выступал в основной команде. Столкнулся с ним в раздевалке. Невысокий, как мне показалось, щуплый и… нагловатый. Ну вот таким его и помню! Он ответил на мое приветствие ясной улыбкой. Но как хорохорился при этом!..
Вышли на лед, размялись, стали в звенья. А я все искоса на этого «залетного» поглядываю. Ну, ещё бы: его, впрочем, как и меня, американская пресса отметила по клубным встречам на знаменитом турне. Так как он в деле?
Заиграли. Батюшки-светы! Действительно, Борис обладал неординарной техникой и виртуозным катанием. Да ведь и характер какой… Настырно-силовой! На площадке сразу чуть чего, и тут же в «пятак» норовит «вмазать». Ну, не наглец ли?! И все же — это вторичное. Главное — потрясающая техника игры. Клюшкой владел просто мастерски. Как будто она являлась органичным продолжением рук. Шайбу через конек лихо закручивал, да с разворота, без подготовки… Ну просто непонятно, когда и по какой траектории она полетит. Вот вам и фрукт из казахской глубинки! Без всякой цээсковской школы он к армейскому клубу подходил по всем параметрам — под знаменитый постулат Тарасова: «Мне нужны игровые бандиты». В те времена жупелом жесткого хоккея являлись канадские спортсмены. И понятно, что силе, дракам у бортов и на «пятачке» можно (и нужно!) противопоставлять нечто подобное. На «линию огня» выдвигались те, кто наряду с высоким мастерством успешно владели приемами рукопашного боя. Хоккеисты, которые не испугаются канадцев, не побоятся любой борьбы. И которые могут за себя постоять на поле. При этом будут делать то, что они хотят, а не то, что им предложит противник. Причем, по непоколебимому мнению Анатолия Владимировича, спортсмен обязан быть самолюбивым, с характером, может быть, даже со сложным. Тарасов считал, что неординарная личность в жизни — неординарна и на поле. Молодость при этом для прославленного тренера отрицательным критерием не была. Таких людей он относил к категории «личность». Любой игрок мог творить все, что угодно. Потому что, поймите, хоккей — это не схема нарисованная. «Ты — поехал туда. А ты здесь перекрой путь, центр закрой, сейчас вот приедут». А если не приедут? То будешь стоять, как баран? Хоккей — динамика, причем не всегда предсказуемая.
Создание сильного звена требует присутствия трех факторов. Во-первых, наличия хоккеистов, которые понимают игру в целом. Во-вторых, чувствуют друг друга. И, наконец, отличаются определенной техникой катания и владения клюшкой и шайбой. Это и есть тарасовский хоккей. Вот у Бориса как раз всё и присутствовало в полном объеме. Та же техника владения клюшкой — поразительна, необъяснимо фантастическая. Я даже не помню, когда, выходя один на один, он не забивал гол. Против него вратарям очень сложно приходилось играть. Все непредсказуемо! Такое ощущение, что он сам не знал, что делает. А если он не знает, что будет делать, то голкипер тем более не в состоянии догадаться…
Анатолий Владимирович Тарасов оценивал ситуацию в развитии. «Хоккеист, например, не пошел обыгрывать защитника, а рванулся в угол. Это — просто. В угол тебя запускают, поскольку оттуда голы не забиваются. Голы забиваются с ближнего и дальнего «пятака». Куда не пускают. Вот вы туда и рвитесь!».
Конечно, в игре всякое бывает. И когда ты ушел в угол вместо попытки переиграть защитника, от главного тренера не услышишь никакого мата, никакого оскорбления. Тарасов находил совсем иное, тонко-язвительное: «Молодой человек! Вы сейчас — предсказуемы. Вы читались, как открытая книга. У вас не было ни ума, ни хитрости. Все трибуны видели, что вы собирались сделать. Вами стали управлять. Вас пустили в угол — вы туда и поехали. У вас нет импровизации. Вы — предсказуемы. Вам пирожками торговать на вокзале, а не в хоккей играть».
Александров же в углы особо-то не лазил. Его цель — броски по воротам соперника. Поэтому Борька шел в обводку. В жесткую. Да, его могли и ударить, и даже травмы нанести. Ну и что?! Он играл в хоккей, не имитируя игру, а отдаваясь ей душой и телом. Единственное, конечно, требование у Тарасова — когда ты идешь в обводку и теряешь шайбу, то ты её и отнимаешь.
Используя свои сильные индивидуальные качества, Борис оставался при этом игроком командным. Мог идти в одного, в двух противников, в обводку, и уже (третьим глазом, что ли?!) видел, что перспектива будет у партнера. И он обязательно играет на него! Александров действовал по ситуации и на предвидении. Его рывки — непредсказуемы, пасы — толковые, броски — неожиданные. А уж как по-змеиному он проскальзывал сквозь оборону — это нужно было видеть воочию. Словом, рвался туда, где забивают голы. Я это знаю по себе, поскольку играл не только с ним в одной команде, одном звене, но и против него. Кстати, я затрудняюсь ответить, кто на поле меньше доставлял хлопот сопернику, Харламов или Александров. Да, Харламов блистал виртуозной отточенностью. Борис же опасен другим — своей дерзостью, бескомпромиссностью. У Валерия не было такого. Он хитрое что-то творил, тонкое… Борис же — как боевая машина пехоты. Если она пошла, то пошла. Вот здесь надо следить за ним. За разными штучками клюшкой, шайбой и коньками, силовым напором. Стартовая скорость мощная. Показывает, что вроде бы в угол уходит. Ногами и руками показывает! А уходит… в центр! И сразу, без промедления, неожиданный бросок. Причем щелчок-то приличный. Ведь практически каждый день набивали руки бросками шайбы. Летом, к примеру, за тренировку с фанеры «стреляли» шайбой по 500-1000 раз…
ТАЙМ-АУТ!
Остановись, время! Но запомните: это время — для официального протокола.
Лаконичное.
Констатирующее.
Категоричное.
И не всегда со стороны понятное. «Играем по варианту… И точка!».
Как бабочку на огонек манит нас вот эта неизвестность зазеркалья. Мы, сидя на трибунах, видим, что в сгруппировавшейся вокруг главного тренера команде происходит нечто. На наших глазах ломают характеры и подходы, требуют жертвенности и максимального риска, посылают, как в последний бой.
К сожалению, мы не слышим фраз. Однако ж как выразительны мимика и жесты…
Так давайте приблизимся и заглянем в таинство зазеркалья!
Ну, что? Рискнем?
Бари Алехандрову везло с рождения. Именно он, а не его сестра, стал любимчиком семьи. Всё дозволялось. Возможно, оттого, что Хромой Черт увидел в рождении сына некий знак или сокрытый от всех смысл. Ведь в мясорубке войны Алехандров-старший жизни не лишился, хотя оставил стопу на операционном столе фронтового госпиталя. С ночными болями и последующими операциями научился бороться по традиционной привычке всех фронтовиков: «наркомовские сто граммов». Норму правда, увеличил до скандально-бытовой.
Год за годом схема жизни одна: работа, дом, плотный ужин с возлиянием. Летними вечерами, в праздники и в выходные дни расслабление во дворе с теми, кто хлебнул лиха. Крепкие на обороты споры, героические воспоминания и… И, конечно, «добавления». А утром все сначала…
Так вот, появление на свет горластой крохи и способствовало формированию сверхзадачи: из сына должен вырасти… Ну некто! Ну тот, кто «выше всех и дальше всех»! Этому впоследствии и было все посвящено. Глава семейства в отношении детей придерживался строгости. По-своему справедлив. И самое главное — неотступен. Бари на некоторых выпуклых частях своего тела временами очень отчетливо ощущал эту самую неотступность. Те же двойки приводили Алехандрова-старшего в ярость. Но, если честно, школа для Бари являлась не элементом обязательности в открытии и познании мира. Учеба, уроки, пионерские сборы — как крепостная повинность. Другое дело — двор. Любимый и желанный! Летом — футбол до изнеможения, зимой — хоккей до глубокой ночи с драчками и подначиваниями.
Причем ярым сторонником спортивных увлечений выступал как раз-таки Алехандров-старший. Он неустанно таскал (ещё карапузом!) Бари на футбольные матчи. А уж когда хоккей чумой обрушился на все мужское население Города, то Бари сначала невольно, а затем и с громадным желанием поддавался хитрым подмигиваниям своего отца.
— Ну так что? Завтра наши принимают карагандинцев. Морозец, правда, под тридцать. Пойдем? Игра будет ох какой…