На море! — радостно надрывали горло ребята, «седлая» горячих, скоростных скакунов — вишнёво-хромированные «Явы».
— Кто что берет?..
Набирали и многое, и многих. Да, именно так: в семнадцать лет всегда хочется «погорячей». Кровь кипит, глаза горят, сердце «ёкает» при виде симпатичных, стройных и энергичных… Ритмичная музыка из «Романтика», танцы с вольными движениями и сопутствующий глоток «шампанского» (а временами и не только!) затмевали собственный здравый смысл и отметали напрочь заботливые родительские напутствия.
И уж там, у ласковой воды, в тихой бухточке Голубого залива компания «раскрепощалась» со всей юношеской страстью и бесшабашностью! И это при всем при том, что в двух шагах находилась спортивная база.
Но хочешь не хочешь, а контроль и присмотр на ней корнями уходил в систему закрытого — номерного! — завода. Так что там особенно и не разгуляешься. А когда тебе семнадцать?! И ты популярен и всеми любим?!
Правда, вот что интересно. Владимир Локотко те вылазки (как и Виктор Набоков) запомнил хорошо. Однако ж по другому поводу. Все эти поездки им, молодым, конечно, нравились.
— Вместе с тем мы с Борькой враз все бросали, как только речь заходила о рыбалке. Хоть какая б веселая и завлекательная компания ни складывалась, на зорьке мы тихо «смывались». Уютные бухточки, окруженные живописными каменными скалами, сосны с их терпким запахом и фантастическими изгибами стволов завораживали своей особенной красотой. Расположишься на удобном выступе, приготовишь снасти, немного поежишься от набежавшей прохлады и замрешь в ожидании. Какие то были счастливые минуты! Вот и солнышко из-за хребта сверкнуло. И тут туман, до этого пушистым покрывалом укрывавший низинки бухт, начинал таять. Вода проясняется, из серой превращается в сине-зеленую… Мы же глаз с поплавка теперь не сводим. Ну? У кого что? Оп-па! Есть одна! Потом другая, третья… И начинался бешеный клев. Успевай только подсекать!
Вот такое то лето на Бухтарме семьдесят третьего года…
В Москве, изучая хоккейные архивы, мне довелось повстречаться, пообщаться, а потом и подружиться с теми, кто играл в ЦСКА в те далекие семидесятые. И один из них — знаменитый на весь мир великий спортсмен Евгений Мишаков.
Из досье: Мишаков, Евгений Дмитриевич, 1941 г.р., заслуженный мастер спорта, нападающий. 1959-62 гг. — Локомотив» (М), 1962-63 гг. — СКА МВО, 1963-74 гг. — ЦСКА. Восьмикратный чемпион СССР (400 матчей, 193 гола), четырехкратный чемпион мира, трехкратный чемпион Европы, чемпион Зимних Олимпийских Игр 1968 и 1972 годов. В ЧМЕ и ЗОИ — 35 матчей, 23 гола. Единственный в СССР спортсмен, дважды удостоенный медали «За трудовую доблесть». Последние годы тяжело болел, мог передвигаться только на костылях. Награжден орденом «За веру и верность». Умер 30 мая 2007 года.
Кофе, которым угощал гостеприимный хозяин, неповторим по вкусу и аромату. Мы сидим в небольшой уютной кухне, куда Мишаков потащил меня прямо с порога. Угощать гостя — это в крови, в незыблемых семейных правилах.
— Хорош? — улыбается Дмитрия. — Это Вера постаралась, жена моя милая и заботливая. И где она находит такой — точно не знаю. Я ведь теперь обезноженный и малотранспортабельный, больше дома сижу. Ты наслаждайся своим кофе, я же, по привычке, лучше закурю.
Мишаков! Евгений Дмитриевич Мишаков! Дмитрия! Тот самый! Возраст и хоккейные травмы превратили спортивного богатыря по сути дела в инвалида. К сожалению, к великому сожалению, это так. Однако ж дух Мишакова-хоккеиста не сломлен. Он может посетовать, виртуозно ругнуться, но «плакаться в жилетку» — да никогда! Вот почему глаза его и сейчас сверкают, и гримасы боли на лице не увидишь. И костыль — как случайный и временный элемент ветеранского «штрафного» времени. Настоящий боец клюшки и шайбы…
Знаменитая гроза и кара канадских, чешских и шведских хоккейных «драчунов». Это тот, кто, разозлившись, выбросил в одном из показательных матчей в г. Калинине (ныне Тверь) за борт совсем обнаглевшего канадского тафгая. Мои личные воспоминания сводятся к тому, как в одном из матчей совсем молодой армеец Мишаков лихо уложил на лед неповторимого богатыря-«химика» Александра Рагулина.
— Ну, было, такое было, — хрипит басом заядлого курильщика Дмитрия. — На площадке действительно меня побаивались. А что, можно по-другому? Хоккей — это не балет на льду, а нечто совсем другое… Я на всю жизнь запомнил знаменитую тарасовскую фразу, ставшую смыслом моего хоккейного поведения: «Не давайте себя в обиду. Вы же не мальчики для битья»…
Выпита одна чашка ароматного и крепкого напитка, другая, третья… Дмитрия, наверное, искурил уже полпачки сигарет, а хоккейная тема — неисчерпаема. И, конечно же, хотелось узнать спортивную биографию прославленного хоккеиста, прежде чем он начнет рассказывать о Борисе Александрове.
— Биография, говоришь? Ты ко мне когда следующий раз зайдешь?
— Да хоть завтра!
— Ну и отлично! Вот завтра я тебе в печатном виде биографию и выдам. — Как-то уж несколько ехидненько произнес Мишаков.
На следующий же день Евгений Дмитриевич сунул мне пачку листков. Я прямо-таки оторопел.
— Потом почитаешь. А пока проходи. Твой напиток тебя заждался…
И вот те мишаковские страницы:
…Родился я в Подмосковье, а клюшку взял в руки, когда отец, проходчик метро, перевез нашу семью в Первопрестольную. Недалеко от нашего 6арака находился стадион «Химик». Вот там все и началось. Вру! Существовал ещё и двор с друзьями, примером был и старший брат, завзятый футболист. Так что футбол и шайба — самые любимые «игрушки» новоиспеченного московского пацана. Детская любовь к спортивным играм как-то незаметно переросла в смысл жизни. Для начала я отыграл за «Химик» пару футбольных сезонов. А тут семейная радость: мы получили квартиру в районе Хорошевки. И в этом же доме стал жить Борис (по тем временам просто Борька!) Михайлов. Мы сразу сдружились и заиграли в одной хоккейной команде. Причем ухитрялись обыгрывать ребят более старшего возраста. Хоть и злились они, но факт: мы играли лучше. Да и при необходимости могли за свою «правду» постоять.
Я после неполной средней школы поступил в ремесленное училище. И вот там-то стал играть в хоккей по-серьезному, выступал за команду «Трудовые резервы». Причем играл явно неплохо. Здоров, как бык, энергии на десятерых хватило бы. Играл без смены все три периода! И на одном коньке обставлял всю команду противника. Забивал, ей-богу, по 15-18 голов за игру. Вот оттуда меня и перетащили в «Локомотив», в молодежный состав. А вскоре я стал играть и за «основу»! Всё получалось неплохо. Да тут мне исполнилось целых 18 лет — значит, нужно в армию. «Локомотив» разок подсуетился, сделал «бронь». Но через год меня стали разыскивать как дезертира, и в один прекрасный день наша славная милиция взяла меня под белы ручки да и сдала в военкомат. «Отыгрался», — подумал я тогда, как прямо из военкомата меня повезли в пансионат на Песчаной площади — на сборы команды СКА МВО. Ну, нет худа без добра! Два года в этой команде пролетели махом. И довольно успешно. Почему? Да потому что меня приглядел сам легендарный Тарасов. Как раз начиналось первенство Вооруженных Сил, в котором участвовал наш СКА МВО. На том первенстве мы выступили очень неплохо, проиграв в финале лишь явному фавориту — ЦСКА. После финальной сирены Тарасов первым делом подошел к Шувалову, тренеру СКА МВО, и сказал, чтобы я собирал вещи и перебирался в ЦСКА.
О нагрузках на тренировках Тарасова может свидетельствовать хотя бы тот факт, что в ЦСКА я пришел, имея вес в 74 килограмма. А уже через год накачался до 85. И такие кондиции у меня сохранялись на протяжении лет десяти — ни килограмма больше, ни килограмма меньше. Только в последние годы, когда я уже заканчивал играть, мой вес достиг 93 килограммов.
После первых тренировок Анатолий Владимирович прямо на площадке подкатил ко мне и сказал: «Беру тебя на 10 лет с прицелом в основной состав». Это значило, что я подхожу под его видение игры. Однако право играть в команде Тарасова необходимо было еще заслужить. В ЦСКА на тот момент насчитывалось 5 пятерок, и тех, кто не попадал в «Основу», специально не заявляли на чемпионат, чтобы они могли участвовать в первенстве Москвы. Наша тройка Мишаков — Ионов — Моисеев и некоторые другие ребята — Овчуков — Деконский — Дроздов — тогда и играли на город. Только через год-два мы уже стали постоянно выступать в основном составе ЦСКА. Тарасов проповедовал тогда схему игры 1-2-2. Алик Зайцев, которого мы звали «чистильщик Мальдини», действовал как последний защитник, Ромишевский и Ионов играли «хавбеков», а мы с Моисеевым — двух форвардов. К сожалению, за сборную СССР тройка Мишаков — Ионов — Моисеев сыграла всего один раз — на Олимпийских играх 1968 года. Почему-то в сборную чаще всего меня одного из нашего звена брали.