35. Не из страха совершаем мы телесные труды наши и <соблюдаем> трезвение души нашей, но потому, что знаем: телесный покой удаляет нас от Бога, а разум наш удаляет он от <того> размышления о Нём, от которого рождается любовь к Нему[131] в душе нашей.
36. Ненавистна нам также рассеянность, и избегаем мы беседы[132] с прекрасными и возлюбленными братьями нашими – не потому, что мы гнушаемся ими, и не потому, что они не лучше нас, – ведь каждый день прибегаем мы к их молитве, – но потому, что лишаемся мы наслаждения в Господе нашем, постоянно пребывая с людьми. Ибо одиночество соединяет нас с Богом. Ибо именно поэтому, а не из страха перед гееннскими казнями соблюдаем мы правила, заботимся о них и старательно исполняем их, но потому что в них <заключается> собеседование с Богом, и память о Нем устанавливают они в нас. Ибо все, что ради Него [и во имя Его][133] [...] благодаря воспоминанию возвышаемся мы к Нему. Постоянное памятование о Нём порождается в нас постоянным памятованием о частностях,[134] а именно о том, что не должны мы без уважительных причин[135] оставлять время <молитвы>; если же случайно нарушим мы <правило>, не должны мы оставаться без покаяния.[136]
37. Должны мы также принуждать себя совершать поклоны во <время> службы, даже если мы очень больны, весьма часто – даже на ложе нашем, будет ли сон наш с трезвением и благоговением, или же с дерзновением.[137] С сердечной болью должны мы взывать к Богу во всякое время, дабы сохранил Он нас от скверных помыслов[138] и от нечистых сновидений. <Надо> стремиться к тому, чтобы сон охватывал нас тогда, когда в сердце нашем – мысль о Нем. Скромно <должны мы> сидеть на всех службах[139] и под страхом смерти[140] соблюдать число молитв наших. <Нет необходимости говорить> о том, что для принятия пищи следует назначить определенное время; или о том, чтобы постоянно не начинали мы есть все, что найдем, кроме как в <назначенный> час; или о том, что следует нам только однажды <в день> готовить стол, в прочие же часы ограждать уста наши от вкусных <блюд> – за исключением <того случая, когда находимся мы в> великой немощи, <проистекающей> от болезни; или о том, что нельзя нам обнажать тела наши и внимательно рассматривать члены наши, когда они не покрыты одеждой; или о том, что не следует нам постоянно прикасаться к телу нашему, как <делают> распущенные[141] и недисциплинированные <люди>; или о том, что должны мы соблюдать постоянную тишину, когда случиться нам быть вне <келлии>, если же человек встретит нас, должны мы свести <беседу> к <самому> необходимому и тратить слова свои только на полезное, а не на бесполезные <разговоры>,[142] шутки и смех; или о том, что взор наш должен постоянно быть собранным и что должны мы соблюдать благопристойность[143] в чувствах наших;[144] или о том, что должны мы являть признаки сокрушенности на лицах наших, когда взираем мы постоянно и во всякое время на предмет страдания Господа нашего.[145] Ибо от этого к воспоминанию о том, что перенес Он ради рода человеческого, возвышаемся мы, и к той любви, которую явил Он нам, и к тем обетованиям, которые дал Он нам, и к той надежде, которая уготована роду людскому в новом веке, особенно же христианам:[146] это вещи, которые открылись всем благодаря пришествию[147] Христа в мир сей; и через Него открылся нам доступ к Богу. По слову Апостола, один человек умер за многих[148] и принесением тела Своего соединил Он мир с Отцом Своим,[149] избавил нас от порабощения демонам и спас нас от тиранической власти их. Поэтому и служим мы Богу и познаем Создателя нашего. Поскольку же на всяком месте служим мы и поклоняемся Ему, не боимся мы ничего, <в отличие> от прежних поколений, которые трепетали перед демонами. И что это за упование, проповеданное нам, <если уже> здесь <бывает> человек опьяненным от радости об этих <благах> и не знает, где он <находится> и к какому знанию приближаемся мы во Христе?