Бялика высоко ценили многие русские литераторы; знаменитые поэты — Брюсов, Вяч. Иванов, Сологуб — переводили его стихи, пользуясь подстрочниками и фонетическими схемами. О сформировавшемся в среде русской интеллигенции отношении к этому еврейскому поэту можно судить хотя бы по поздравительным телеграммам и статьям, присланным в журнал «Еврейская жизнь» по случаю 25-летия литературной деятельности Бялика (1916). Среди поздравителей были В. Короленко, И. Бунин, Л. Пастернак, М. Гершензон и др. Вот выдержки из поздравления А. Куприна:
«…Я не буду говорить о мудрости, глубине, тонкости и изяществе его прекрасных произведений… Я только скажу, что истинные творцы искусства протягивают навстречу друг другу руки через бездны человеческой злобы, недоверия, жадности, подлости и лжи. И в этом их заслуга…»
А Бунин не только прислал телеграмму, но и специально написанное им стихотворение, рукописный оригинал которого он просил передать Бялику. Вот его текст, как он был напечатан в юбилейном номере газеты:
Да исполнятся сроки
X. Н. Бялику
Этот текст впоследствии был ошибочно принят за бунинский перевод бяликовского стихотворения и во всех последующих публикациях, за исключением сборника «На одной волне. Еврейские мотивы в русской поэзии», сост. Т. Должанская, изд-во «Библиотека-Алия», 1974, печатался как перевод. Даже в девятитомном собрании сочинений И.Бунина (М., Художественная литература, 1967, т. 8, с. 397) стихи даны как перевод под рубрикой «Из еврейских поэтов».
О Бялике писал и неоднократно говорил М.Горький, называя его еврейским Байроном; дважды писал о нём В.Ходасевич (одна из его статей перепечатана в настоящем сборнике); читал наизусть отрывки из «Сказания о погроме» В. Маяковский. Уже в наше время журнал «Иностранная литература» (№4, 1990) под рубрикой «Из классики XX века» опубликовал подборку старых и новых переводов Бялика с предисловием С. Аверинцева.
Интересно, что много и жадно читавший по-русски Бялик, хоть и занимался переводами — переводил с идиша И. Л. Переца, М. Мойхер-Сфорима, Шолом-Алейхема; с немецкого Шиллера и др., с русского, заглядывая в немецкий перевод, перевёл… «Дон-Кихота», но русскую поэзию или прозу не переводил никогда. В 1917 году Д. Фришман просил Бялика от имени ивритского издателя А. Штыбеля в Москве: «Переведите „Евгения Онегина“. Вознаграждение получите, какое пожелаете», но Бялик ответил отказом: «Нет, только не это. Это — не для меня.»[37]
Читатель почувствует, конечно, в переводах бяликовских стихов влияние русской поэзии. Это и ритмика, и лермонтовские мотивы, и связь с символистами. О влиянии на Бялика русской поэзии много пишут израильские исследователи (проф. X. Бар-Йосеф, д-р Э. Натан), но тема эта неисчерпаема.
И всё-таки, мир поэзии Бялика стал далёк и чужд нынешнему израильтянину, недостаточно знакомому с еврейским религиозным наследием, из которого поэт черпал образы, мысли, вдохновение. И если прошедшие через бет-ха-мидраш читатели поколения Бялика не переставали восхищаться многозначностью его поэзии, сотканной из множества контекстов, то современные читатели этих контекстов попросту не знают, и стихи Бялика для них утратили свою объёмность. Недаром поэта называли «последним певцом уходящей эпохи».
Другая преграда между поэзией Бялика и читателями возникла ещё при жизни поэта: подавляющее число его стихов написано на ашкеназском варианте иврита, а возрождённый Израиль заговорил на сефардском наречии, отличающемся главным образом местом ударения в слове. Если чётко организованные в ритмическом отношении стихи Бялика прочесть по законам сефардского наречия, они превращаются в неуклюжий, полупрозаический текст. Сам поэт знал о гибельной ловушке, уготованной ему ивритом-ашкеназитом, и начинающим поэтам настоятельно советовал выбирать только так называемый «правильный» иврит. Всё это привело к ситуации, когда Бялика учат в школе, но почти не читают дома.
Зато для филологов поэзия Бялика представляет собой неисчерпаемый кладезь. Без преувеличения можно сказать, что ни об одном ивритском поэте не написано и не пишется так много, как о Бялике. Меняется взгляд на филологическую науку, и следом поэзия Бялика открывается новыми гранями. В ней находят черты романтизма, декаданса, символизма и постмодернизма, психоаналитические биографические коды и исторические и культурологические приметы его эпохи. Ускользающие от окончательных приговоров стихи Бялика рождают всё новые интерпретации и искушают исследователей.
[37]
Уместно будет здесь упомянуть о том, что «Евгения Онегина» блестяще перевёл на иврит «ниспровергатель» Бялика А. Шлионский, и его переводу была посвящена статья А. Белова «А.Шлионский — переводчик „Евгения Онегина“» в сборнике «Мастерство перевода», 1964, М., Советский писатель, 1965, cc. 304–326. А А.Белов уже почти два десятка лет живёт в Израиле.