— Послушай, Джу… — он пытался собраться, — у меня нет ютолийского гражданства… а после Дакаты, мне обещали, гражданство и документы. И меня могут взять в армию на постоянной основе. Потом от армии отправить учиться, на механика, или даже инженера… я… Джу, я мог бы что-то большее, чем сейчас. И другие деньги… и мы…
Ему нужно было одобрение от меня, нужен был ответ. И я нужна ему.
Итану было невероятно тяжело говорить сейчас, потому, что его тело хотело совсем другого, не разговоров, оно было здесь, со мной, а не где-то там. Он медленно, почти неосознанно, вжимался в меня между вздохами, желая большего…
А все эти планы уводят так невероятно далеко.
— После Дакаты? И сколько продлится твоя война?
Он судорожно сглотнул.
— Полгода, может быть год… может два.
Я не могу ждать столько.
— Через год я выйду замуж.
Он зажмурился.
Я осторожно погладила его ладонью по щеке.
— Тану… Два года это невыносимо долго! Тебя могут убить! Как же я без тебя?
Он покачал головой, у него были свои планы.
Но я…
— Если ты останешься, — сказала я, — то здесь сможешь получить больше и быстрее. Я поговорю с отцом… я даже сама могу это устроить, я знаю всех в городе. Могу найти хорошую работу для тебя. Так будет лучше.
Он не хотел. Он молчал, не возражал мне, но я чувствовала, как все это ему не нравится. Он хотел сбежать в свою Дакату, на свою войну. Он хотел сам.
— Тану, не бросай меня. Пожалуйста.
Скрипнул зубами, так отчетливо.
Потянулся, поцеловал меня, жадно припав губами к моим губам.
— Обещай, что подумаешь, — попросила я.
— Подумать — обещаю.
Подумать — не значит поступить, как хочу я.
Но ведь то, что я предлагаю — куда лучше. Я могу помочь. Никакой войны, никой опасности, хорошая работа… Как можно отказаться?
Я надеялась, что смогу его уговорить. Я не хотела отпускать его, боялась терять. Мне казалось, что если он уедет, то я его больше не увижу, я потеряю что-то важное.
— Я люблю тебя, — шепнул он.
Не уезжай, ты мне так нужен.
Марис, дом Фейруха Фа-ди-Иджант
Утро перед завтраком
— Через неделю «Ласточка» отходит в сторону Люфы, завезет тебя в Таркис, а там встретит дядя Меро.
Отец смотрел на меня хмуро, словно еще размышляя о чем-то.
— Ты отправляешь меня в Шуджар?
У меня отчаянно сжалось сердце. Так хотелось расплакаться, броситься к отцу на шею, приласкаться, попросить его… он простит. Он всегда прощает меня. Он же сам будет без меня скучать, я нужна ему! Это в делах он суров, а со мной всегда…
Хватит. Я только поджала губы.
Я пыталась уговорить Итана, но выходит — уезжаю сама.
— Да, — сказал отец. — Я отправляю тебя в Шуджар, как обещал.
Мне казалось тогда, что жизнь кончена. Что я буду делать так далеко от дома? Как буду жить? Я вовсе не хочу провести жизнь рядом с благообразными тетушками, которые примутся учить меня жить.
Без Итана…
Он все равно не хотел. Он сказал, что не может.
Если он не останется — какая разница.
Я кивнула.
— Хорошо, — едва слышно, голос не слушался.
Кажется, отца слегка удивила моя покорность.
— Ты не спрашиваешь за что, Джуара?
— Очевидно за то, что ночь я провела не дома.
— И ты не станешь отрицать это?
— Отрицать? Что мне сказать тебе? Что всю ночь я спала в своей постели? Ты же знаешь, что это не так.
— Можешь рассказать о том, как наглый оборванец выкрал тебя прямо из кровати, связал по рукам и ногам, заткнул рот и обманом заманил на набережную, гулять под луной. А на рассвете подбросил обратно.
В голосе отца отчетливо сквозил яд.
— Нет, Итан тут не причем. Я сбежала сама, потому, что так захотела. Не трогай его.
— Итан? — он хмыкнул, оценивая. — Может быть, и гуляла ты не с ним?
— Какая разница, с кем я гуляла?
— Есть разница. Я предупреждал его, чтобы больше даже не смотрел в твою сторону.
Мне было страшно.
— Он не смотрел, папа. Я сама. Я вылезла в окно, сбежала, сама нашла его. Он не виноват. И в прошлый раз тоже — это я повела его, я предложила. Ты можешь наказывать меня, но не трогай его. Он не виноват.
— Еще скажи, что он пытался отказаться.
Яд и сарказм. Отец, конечно, все понимал.
Он не знал только главного.
— Не пытался. Но это было мое желание, все равно. Папа…
Той ночи в слезах мне хватило, я не хочу повторять. Я не переживу, если с Итаном что-то случится. Тогда еще, в подвале, я не понимала этого, но зато отлично понимала сейчас.
— Он так дорог тебе? — кажется, отца это удивляло.