…И притихшая Лена повела домой двух Макаровн, плохо соображая сама, которая же из них ее мамка.
Женьку теперь почти каждый день ужина лишали. Да он приспособился после отбоя к тете Лене в пищеблок с заднего двора в стенку три раза стучать. Кормила она его, конечно, но переживала, что с учебой у него что-то не клеится. Товарищ Франкенштейн так просто ведь тоже не станет бойца бета-гаммы протеинов и микроэлементов лишать.
А какая теперь у Женьки учеба была в голове? Он теперь только думал, как ему в дырку в заборе шмыгнуть, во рвы с крокодилами плюхнуться, на караул возле черномазого матюкнуться и в окошко к своей Женьке биться начать… Распорядочек дня у него стал, как у какого-нибудь Финиста, ети его, Сокола.
Заколебались его отлучки всем подразделением покрывать. Женька похудел, осунулся. И не май все-таки месяц был для свиданок. Потом ему пятьдесят первый Жека выход подсказал. Взял по его наводке Женька у тети Лены пару разносов оцинкованных из пищеблока, в сопле дирижабля две борозды рашпилем пропилил, да и заклинил там эти разносы намертво. В сопле можно было разместиться вдвоем, только тесно прижавшись друг к другу. Обнявшись. Ну, и пока остывали сопла дирижабля прапорщиц, они там, внутри до самого отбоя разговоры свои разговаривали… Да какие там разговоры!..
— Женя!..
— Женечка!..
— Женька!
— Ой! Ты чего? Женя, не надо! Не на…
— Я серьезно, Жень! Я эта… женюсь… потом! Пусти, Женька!..
— Женя!..
— Женечка!..
— Женя-а-а… Не на…
Ну, сами знаете чего от разговоров в сопле дирижаблей случается. Не Женьки были первые, и дай Бо…, или еще кто там, не последние.
Приехал, короче с Атлантиды тот котик морской, про которого в такой горячке все уже и думать позабыли. И что, подлец, удумал, знаете? Что на задание теперь справки фельдшерицы недействительны, а пускай теперь прапорщицам военврач Пластюкова все справки подписывает! И через знакомого писаря быстренько такой приказ у генерала подмахнул! И давай опять нашу Женьку в Гренландию сманивать. Ну, есть у человека совесть? Женечка только со справкой в отдел по Гренландии сунулась, ее тут же с дежурным по штабу к Пластюковой отправили.
Женька ревет дорогой, едва ноги переставляет. Никого это не канает! А чо ревет-то? Знамо дело, видать, не впустую наши Жени всю зиму упорно по дирижаблям прятались. Э-эх!..
Как это ни странно, но систематическое обливание холодной водой, зарядка и здоровый рацион, способствующий правильному пищеварению, благотворно сказывались на служебных успехах Валентина Борисовича.
Но в целом время наступало неспокойное, переменчивое, поэтому сослуживцы дусика перестраивали свои ряды почти боевым порядком. День у них был расписан по минутам.
С утра все заезжали в разные закрытые комитеты охраны безопасности. Там, в закрытых безопасных помещениях с центральным отоплением они запасались справками, о которых еще полгода назад без дрожи подумать не могли. Ну, что дедушку у них, к примеру, раскулачили, что папу своего, как его на десять лет права переписки лишили, так и в глаза не видели, что… Много чего в тех справках они про себя написали нехорошего, подтверждая огромными страшными печатями у мрачного дежурного в окошечке.
Под влиянием налаженного Еленой Матвеевной семейного быта, дусик стал собранным и решительным. Он сообразил, что ведь и на Женьку, который жил под чужими документами в институте, надо бы пару справок подмахнуть. Ну, написал тоже, что папа покойный у Женечки был летчиком-испытателем, что сам Женя будто бы окончил школу милиции, что имеет, дескать, награды за перестрелки с бандитами. Даже звание майора ему самолично присвоил.
Потом, когда справки из окошечка получил вместе с офицерской книжкой на Женьку, то пожалел даже, что полковника сыну не подмахнул. Но делать нечего, у окошка уже следующий толкался, а второй раз в одну очередь вставать запрещали. И за порядком в тот день противный такой старшина наблюдал, сразу к выходу за локоток подталкивал.
После утренних походов за разными справками все собирались в огромном конференц-зале с портретами вождей, повернутыми, на всякий случай, к стенке лицом. Не надо было видеть вождям всего, что были вынуждены делать их верные соратники. В принципе, не для себя ведь старались. У каждого на кармане висели гроздьями родственники и близкие друзья. И не радостное это было занятие. Хотя и азартное. Но в целом, по печальному поводу они в конференц-зале собирались, чувствуя себя в полном смысле наследниками, ети его, Октября.
В узком партийном кругу они там устраивали честные товарищеские лотереи — кому и куда за год перед акционированием стропы тянуть.
И все не везло нашему дусику. Вот уж на родное сталелитейное производство скинули парашютистом знакомого инструктора, а дусик и сам бы с удовольствием поучаствовал в акционировании родного предприятия. Да, все мало-мальские совхозы пригородные и производственные участки были дружески разыграны, когда дусику неожиданно достались шесть ветхих рыночных павильонов.
Даже здорово позеленевшая Вилена Рэмовна над ним в зеркале санузла только весело рассмеялась. Мол, на тебе боже, что всем нам не гоже! Валентин Борисович только стиснул зубы и решил, что докажет еще всем этим подлецам, что не близость к орудиям, блин, производства определяет революционность сознания, а сам индивид! Он им еще выдаст мозговой штурм — бурю и натиск! Но маненько притормозил с бурей, а в особенности с натиском, вспомнив, что, начитавшись старых медицинских журналов, Фенька и Елена Матвеевна перешли исключительно на винегрет и морковную запеканку. На такой жрачке долго не поштурмуешь…
Да и Женечка обещался на побывку приехать. И этот момент Валентин Борисович совершенно упустил из виду, обдумывая по ночам, как раздобудет молоток, как… Мало ли что по ночам в голову придет? Надо же было что-то решать с этим филиалом бета-гаммы на дому!
Поэтому дусик рационально выделил для себя приоритет семейного вопроса из всех, что ставила перед ним жизнь, стремительно набиравшая свинцовые грозовые оттенки…
сказ десятый
ОБ ИЗВРАЩЕННЫХ ПОВЕДЕНЧЕСКИХ МОТИВАЦИЯХ, ПРИВИВАЕМЫХ В СПЕЦИАЛЬНЫХ ВОЕННЫХ ПОДРАЗДЕЛЕНИЯХ
Военврач третьего ранга Пластюкова, взглянув на бледненькую зареванную Женьку пронзительным взглядом, немедленно отпустила дежурного и с доброй улыбкой подсела к прапорщице. Ласково обняв Женьку за острые плечики, Пластюкова предложила ни о чем не беспокоиться, а только довериться ей, как женщине.
Естественно, Женька доверилась только в отношении гада-котика и своего нежелания покидать родное подразделение на выходные. Пластюкова повысила голос и заявила, что если Женя не напишет обо всем случившемся с ней за последнее время добровольно, то всем заинтересованным ее здоровьем лицам придется туго. Женька закрыла глаза и стала мысленно названивать тридцать второму Жеке, чтобы тот передал ее горячую просьбу Женечке немедленно рвать когти…
Какими смешными теперь представлялись Лене ее давешние надежды! Вот выследят они с мамкой ту квартиру, вот найдут управу, вот спасут Женечку!.. Эх, Женька! Где же ты, сынок?
Рядом грустили две Макаровны, которым Коля подарил по асбестовому платочку. Он эти платки ножовкой по металлу из казенного фартука в котельной вырезал. Женщины уже твердо решили по весне обратно в деревню уходить. В городе одной из мамок пенсии не давали, а на Ленкиной фабрике какие-то варнаки народ акционироваться подбили. Поэтому все производство застопорилось, ни аванса, ни окончаловки третий месяц по этой причине давали, уговаривая продать какие-то то ли простые, то ли именные акции в профкоме. Совершенно не до этой ерунды Лене было. Скучно ей стало жить без Женьки.