Елена, хоть и была еще довольно Прекрасная, не предполагала, что дусик за ее спиной Феньке уже успел горы златые наобещать по случаю. Да кто всяких Фенек в расчет берет? Я это к тому, что повод для радости у всех был. Правда, каждая про свое радовалась. Так и правильно! Кто когда за чужое радовался-то?
И такие радостные, такие беспечные кидаются они к вошедшему Валентину, а у него личность перекошена… Бросил он галстук в прихожей на пол, в гостиной дверью хлопнул, повалился там на диван и ну страдать-убиваться!..
С нехорошим предчувствием женщины к нему осторожненько подступились, вернее, Лена с Фенькой. Елизавета Макаровна в последнее время раздражала зятя до крайности, поэтому в такой момент она уже к нему и не сунулась. Она в коридорчике за дверью все слышала… За сердце схватилась и по косяку на пол сползла…
И, как в песне поется, начались промеж них «дни золотые огневой непродажной любви»…
Ленка плачет так, что в соседях слыхать, Фенька с каменным лицом ей воды подает, а дусик ужом на диване вертится со словами: «Вот сука старая!»
Тут входная дверь скрипнула, это Женечка с дискотеки на цыпочках вернулся и замер в растерянности… Свет по всей фатере, Фенька как ужаленная с каплями от сердца бегает, стол накрыт, а все жители в гостиной на диванах и креслах без чувств валяются. И бабка шепотком ему среди ночи сообщает, что надо ему срочно вещички собирать и отправляться вместо международных сношений техническую часть бронетранспортера изучать.
— Да вы чо, предки? С ума съехали? Беленой наширялись? — удивился Женечка. — Вам сына-то родного не в лом так прикалывать? Опупеть не встать! Про боевые операции в стране, которой наша держава братскую помощь не первый год оказывает, а та от этой помощи с гранатометами обороняется, не слыхали? Туда я тоже должен на бронетранспортере загреметь? Вы живите, с кем хотите, а меня в покое оставьте! К чукчам захотели — валите! Только еще чукчи вас не видели! Феньку с собой захватите! А от меня — отвяньте! Хитрожопые какие!
Тяжелая сцена такая там сразу развернулась… Даже словами не описать. Дусик на коленях ползет к сыну, рубаху шведскую на себе рвет со слезами: «Женечка-а-а! Сынок! Прости ты меня Христа ради-и-и!» Фенька к нему с криком кидается: «Не слушайте вы их, Валентин Борисович! Не любят они вас! Никогда не любили! Одна я вас люблю и хоть завтра с вами к чукчам ехать согласная!» Ленка хоть сама плохая, но вцепилась в волосы Феньке с криками, которые здесь приводить надобности нет. Макаровна тоже вдруг рот на зятя открыла: «Христа вспомнил, гаденыш! А лучше бы ты вспомнил, как дом мой в деревне продал, когда тебе на машину не хватало, а потом куском хлеба попрекал! Бог-то все видит! Отольются кошке мышкины слезки! Блядун коммунистический! Пни его, Женька, по морде!»
И таким образом они до самого утра хороводились… К утру все устали, разбрелись по своим комнатенкам, притихли… Лежат, в потолок, не мигая, смотрят и на суку-жизнь обижаются. Макаровна там пошныряла среди домашних, да и к подружке подалась с чакушкой, чтобы немного развеяться от такой тяжелой моральной атмосферы…
Вдруг прибегает она обратно из гостей вся апоплексически раскрасневшаяся. Мычит что-то невнятное, руками машет. И видно по ней, что мысль у нее какая-то зародилась, а в слова облечься не может. Ну, это понятно. Можно съехать из деревни, только деревня из тебя до гробовой доски не выедет. Но кое-как удалось из нее всем обществом вытянуть, что Женька-то у тех, к кому она в гости ходит, вылитый ихний Женечка! Тут вроде для всех что-то забрезжило, надежда вроде как оформляться стала!
Дусик в подтяжки вцепился, стал по квартире размашисто шагать и размышлять вслух потоком сознания, что не такой уж это и писец… Им только с отъездом спешить не надо… У старухи сильная аритмия и ишемическая болезнь сердца… С Гогулидзе ей долго не продержаться… А после похорон никто и не вспомнит о коммунистической пропаганде среди чукотских оленеводов… Действительно, только с Женькой проблема остро под кадык направлена… И если вместо одного Женьки подсунуть им другого, то ведь еще все может обернуться вполне замечательно! Чего, к примеру, тому чужому Женьке на гражданке светит? Хер с ушами! А тут его разным полезным навыкам обучат… Авось и выживет!
Тут все радостно загалдели! Начали стратегию до тактики доводить, до явок-ксив, до паролей-отзывов, до контрольных выстрелов в затылок… Сами не заметили, как помирились, слились в едином порыве и скушали все, что с вечера наготовили.
Накануне приезда спецмашины Вилена Рэмовна позвонила Вале-дусику. Изможденным, но непререкаемым тоном сказала: «Валентин! Ты почему до сих пор на Чукотку не выехал? Сынка проводить лично желаешь? Кстати, о сыне… Зайдешь ко мне в приемную, там приказ секретный лежит с семью сургучными печатями. Пускай твой сын с оказией до бета-гаммы захватит. И смотри, чтобы без всяких у меня шуточек!»
Дусик все же нашел в себе силы поговорить с ней ласково и так вежливо, что Вилена Рэмовна даже на минуту засомневалась в своей правоте, пожалела о былом… Но сделанного не воротишь, да и Гогулидзе ее как раз отвлекал от телефонного разговора. Буркнула она в ответ на сладкие заверения дусика о точном исполнении всех ее приказов: «С партийным приветом!» и бросила трубку.
С этого момента все начали действовать молча и рассудочно. Быстро собрали вещмешок, документы Женечки туда сложили, джинсы и кроссовки венгерские, немного денег на первое время, кассетный магнитофон, кипятильник, плакат с Хеви Металл и пару детективов на английском языке. Визуализация присутствия Женечки — полная!
Далее Макаровна отправилась с чакушкой туда, откуда давеча пришла, а там уже вела себя в полном соответствии с планом. Навешала присутствующим лапшу на уши, что ихнего Женю остро желает в институт с собственным внуком устроить. Мол, хочет она избавить молодого человека от необходимости лично присутствовать на бронетранспортере в стране, которая никак не соглашается чужую помощь принимать.
Ленка с матерью ревут от радости, руки ей жмут, целовать порываются! Женьку ошалевшего быстро собирают в путь-дорогу, носки штопают, к рубахам пуговки подшивают, документы из комода в чемодан дермантиновый на дно суют, чтоб сразу не сперли — с ног сбиваются! Макаровна им в сборах мешать не стала, но наказала, чтобы Женя к ним перед отъездом за час зашел, охрана его пропустит, а мать с бабкой его до сторожки проводить могут. Это она им разрешила. Беспокоиться им нечего! Обоих Женечек на «Волге» к поезду отвезут! А как да чего, Женечка потом им сам отпишет.
Все пояснила и до дому отчалила.
А дома Валя-дусик котиком возле конверта запечатанного вертится, не знает, как вскрыть, очень уж ему прочесть хочется внутреннее содержание. Но потом он подумал, что раз не его сына это уже касается, то и ему разницы никакой…
Решив, что утро вечера мудренее, завалились всем семейством по постелькам баиньки, денек им с утра тяжелый предстоял, ответственный…
Но ничего, общими усилиями справились. Подошедшего утром Женьку как гостя дорогого к чаю посадили, крендельками и бутербродами стали перед дорожкой угощать. Это у Феньки задание такое было. Ленка в то время чемоданчик гостя на счет документиков шмонала, дусик спецмашину высматривал, Макаровна, как Сусанин, мать и бабку парнишки подалее от сторожки разговорами увлекала, а ихний Женька сидел в гостевом туалете взаперти. Тихонько сидел, даже воду не спускал.
Вот и машина подошла. Объевшегося с непривычки Женьку осторожненько под руки вывели… Он еще ничего и не просек, как его с вещмешком и приказом старухиным передали с рук на руки двум мрачного вида субъектам. Руками помахали, пожелали счастливого пути и хорошей учебы на благо Родины…
Чтобы соседи подмены не прознали, своего Женьку они в тот же день завернутым в ковер вывезли в багажнике «Волги». У вокзала только из ковра его размотали, документы чужого Женьки сунули, чемоданы в поезд погрузили, билет закомпостировали и слезно простились с кровиночкой…