— Слышала. Видеть не приходилось. Она выходила лет сто назад?
— Ну, знаете! Шестьдесят четвертый год, и потом, кажется, переиздавалась. И полувека не прошло. Неважно. Там была такая шутка, не знаю, поймете ли вы ее соль. Показывают физику график, где нарисована одна-единственная точка, и спрашивают: какое явление здесь изображено? Физик с умным видом начинает рассуждать о том, что бы это могло быть. Не смешно, да? Вы не физик, это как тест, знаете ли, на физическое мышление. В общем, невозможно по одной-единственной точке судить о чем бы то ни было. Это не наука.
— Понятно…
— Действительно понятно? Это важный момент. Если вы не поняли, о чем речь, то и дальше…
— Поняла. Если я блондинка, это еще не значит…
— Безусловно! Тем более, что блондинка вы крашенная.
— Почему вы решили…
— Разве нет?
— Вообще-то да. Но мало кто это замечает. Странно, мне почему-то казалось, когда я сюда шла…
— Вам правильно казалось. Не берите в голову. Я просто сказал наобум — Шерлок Холмс придумал бы сейчас что-нибудь о корнях волос, о связи цвета волос с цветом лица… не знаю. Нет, я просто… Не ошибся?
— Нет.
— Неважно. О чем мы… Да. Единичные события. Выбросы. От них в науке избавляются, потому что науке нужна статистика, науке нечего делать с результатом, который удалось получить только один раз и никогда больше. Сейчас я даже не могу сказать, что было раньше — история с девушкой или мои размышлизмы о единичных событиях. Как-то это происходило одновременно… Вы слышали о таком понятии — синхронистичность?
— Вы спрашиваете меня? Да, слышала. Я, знаете ли, читала Юнга.
— Простите, я не хотел…
— Вы сами сказали, что блондинка я крашенная.
— Зачем же вы пошли в это… в этот журнал? Извините, вы какой факультет окончили? У вас наверняка высшее образование?
— Это имеет значение? Психология. Московский университет.
— Господи! А я тут вам…
— Вы хотите знать, почему я работаю в этом желтом глянцевом журнале? Вам это действительно интересно?
— Извините, если…
— Не скажу. Давайте лучше вернемся…
— К нашим баранам.
— К проблеме единичных выбросов в научных экспериментах. Только, пожалуйста, учтите, что журнал наш все-таки берут люди, от науки достаточно далекие. И их больше интересует, кто ваша жена…
— Я не женат.
— …или любовница. И как вы одеваетесь. Что думаете о книгах, фильмах…
— Вы ни о чем таком меня не спрашивали.
— Пока. Я все-таки хочу понять, почему вам присудили Нобелевскую премию. Что это такое, в конце концов: эвереттическая эрратология? При чем здесь единичные, как вы говорите, выбросы? При чем здесь девушка, которая от вас сбежала?
— Если бы не Тина, мои рассуждения о единичных процессах, скорее всего, так бы и остались на уровне случайных соображений… Я начал рассказывать, а потом мы сбились… Той ночью, после того, как девушка исчезла, я интуитивно и, в общем, не имея на то никаких научных обоснований, связал две разнородные вещи. Точка на графике, которая далеко отлетела от всех остальных, полученных в ходе эксперимента. И появление девушки, которое выбивалось из всех моих жизненных наблюдений. О точках можно думать, как о чем-то лишнем, ненужном. А Тина… Разве я мог сказать себе: померещилось? Это, мол, такой же экспериментальный выброс, как… Она была, она шла передо мной, она вошла в подъезд… Но ее не было, потому что появилась она ниоткуда и исчезла в никуда. Тогда же организовывалась мысль… такая: единичные события представляются случайными лишь в связи с теми экспериментами, в которых эти точки были получены. А в другом каком-то эксперименте — совсем другом! — они, возможно, точно легли бы на сложную кривую, и в том, другом эксперименте или наблюдении кто-то именно этой точки недосчитался и решил, что данные, полученные им, неполны… Простите, мы уже столько времени разговариваем, а я даже не спросил, как вас зовут.
— Ира. Ирина Михайлова.
— Ирина… а дальше?
— Просто Ира. Блондинок не называют по отчеству.
— Но вы-то… Хорошо. Ира. Если вам что-то непонятно в моих… сразу говорите.
— Вы сказали, чтобы я не смела вас перебивать.
— Ну, это… Перебивайте. Я хочу, чтобы вы все поняли.
— Перебью, Игорь Никонович…
— Игорь.
— К Нобелевскому лауреату не принято обращаться как…
— Как к простому старшему научному сотруднику?
— Продолжайте, Игорь. Вы сами себя перебиваете, из-за этого я теряю нить…
— Вы правы. Я просто хотел… Послушайте, Ира, мы уже столько времени разговариваем, а я даже не предложил вам чаю. Или кофе. Или… что вы предпочитаете пить?
— Вообще-то… Я бы выпила апельсинового сока. Холодного, если можно.
— Конечно! А себе я сделаю кофе. Не могу долго говорить или думать, если без кофе. Мозги застывают.
— А спиртное… не пьете? Извините, если вопрос…
— Да что вы… Пью, конечно, вино люблю, полусухое. Но сейчас у меня нет…
— Спасибо, приятный сок. Знаете, я бы, пожалуй, и кофе выпила. Когда вы стали себе наливать… такой запах.
— Вот видите. Попробуйте. Это настоящий бразильский, из Буэнос-Айреса. Ну как?
— Божественно… Игорь, так вы начали рассказывать об одиночных событиях. Наверно, это не по делу, но я тоже расскажу. Может, вам пригодится… для копилки фактов. Это было… Я училась в десятом классе, возвращалась домой с вечеринки, меня, конечно, провожали, все нормально, довели до парадного, мы попрощались… в щечку, и он ушел, а я… мне почему-то стало страшно входить в собственный подъезд. Я часто возвращалась домой после десяти, и ничего, а тут вдруг…
— Извините… Это было еще до…
— Десятого августа? Конечно. И я решила позвонить по мобильнику папе, чтобы он за мной спустился. Достала телефон из сумочки и… Что-то произошло, я до сих пор не знаю, что это было и было ли вообще. Стало темнее… На улице фонари горели, конечно, но мне показалось, что они… не такие. Не знаю, как вам это объяснить. Я не могу сказать, что этот фонарь стал ярче, а тот погас… нет, я и сейчас, вспоминая детали, не скажу, что именно изменилось… может, на самом деле — ничего, но ощущение было таким, будто эта улица — не моя, и дом не мой, и… не смейтесь, пожалуйста, небо тоже не мое, понимаете? Звезды. Другие. Обычно их не видно из-за уличного освещения… так, тусклые какие-то блестки… А тут… Я подняла голову — звезды, миллионы, так мне показалось, светили так ярко, будто фонари их раздражали, и они хотели… Не улыбайтесь так…
— Нет, я вовсе… Что было дальше?
— Ничего. Я опустила голову, потому что звезды меня ослепили… будто смотришь на солнце. И все встало на свои места: и дом мой, и фонари, и снег под ногами. И телефон в руке — я так и не успела набрать номер. Я опять посмотрела вверх: звезды были тусклыми и почти невидимыми. Как обычно. Ничего не осталось — только шок, сердце у меня колотилось, как у Буратино.
— У Буратино разве было сердце?
— Конечно! Неважно. Я позвонила папе, он спустился, и… собственно, вот. Все. Что скажете?
— Больше с вами ничего подобного не случалось?
— Никогда.
— Вы, конечно, ждете, что я воскликну: как же, классический пример единичного явления! Та самая точка на графике, которая может означать что угодно. Да? Так я вам скажу: нет. К сожалению. То есть, не то чтобы определенно «нет», но и «да» сказать тоже невозможно. Вам могло просто показаться.
— Мне не показалось!
— Конечно. Вы в этом уверены. Тысячи людей уверены в том, что видели пришельцев своими глазами. Некоторые уверены, что с ними разговаривали. Кое-кто даже побывал в тарелочках… Психика — штука сложная, очень трудно отличить реально виденное от пригрезившегося. Может, с вами действительно случилось ЭТО, а может, какой-то подсознательный выброс…