- Ладно, понял,-сказал Рябов, распихивая по карманам бинты.-Спасибо. Иди. Вот по этой дороге до большака. А там шоссе рядом.
Она не уходила. Судорожно зажав в кулаке полу маминого выцветшего, много раз штопанного жакета, смотрела на Рябова полными слез глазами и молчала.
- Ты не бойся,- успокоил ее Рябов,- тут тихо, никого нет. И я с четверть часика подожду, пока на большак выйдешь. Я бы проводил, да мне нельзя… Ну, а в случае чего, покричи, подоспею.
Он передвинул под пиджаком гранаты, подвешенные к поясу, вытащил пистолет и ободряюще улыбнулся.
Губы у нее дрогнули, скривились, глаза вдруг сузились и стали злыми. Она резко повернулась и пошла, так и не сказав больше ни слова.
Когда маленькая фигурка скрылась среди густых кустов орешника и шаги ее затихли в отдалении, Рябов уселся на пенек и стал свертывать козью ножку.
Бедняга! Каково ей приходится в такое тяжелое время! Может быть, все же следовало забрать ее в отряд? Просто, чтобы спасти от голодной смерти. Рябов подумал о своей сестренке, оставшейся в далеком Оренбурге,- ей уже двенадцать лет, она в отца и ростом, наверное, сейчас как эта девчушка… Он даже не спросил, как ее зовут. Ей лет пятнадцать на вид, а может, и того меньше… Нет, нет, нельзя брать в отряд такую обузу. Предстояли жаркие дела, и партизаны даже повозки бросили, чтобы быть налегке.
Он щелкнул зажигалкой, закурил. Но затянуться не успел. Кто-то бежал к нему от большака, продираясь через кусты. Одним прыжком он метнулся за дерево и взвел курок.
Это опять была она. Косички растрепались. Свежая царапина в красных капельках крови шла через весь лоб. Она остановилась посреди полянки, растерянно озираясь.
- Эй! Что там? - окликнул ее Рябов.
Она бросилась к нему:
- Немцы!
Он присел, с силой рванул ее за руку, заставил пригнуться.
- Не маячь! Где?
- Уже на дорогу вышла… Оглянулась, смотрю, ходят по лесу… Меня они не заметили…
- Ну, ну, ну! - торопил ее Рябов, напряженно всматриваясь в лесные сумерки.
- Ия назад побежала…
- Испугалась!
Она не ответила. Нашаривая в кармане запасную обойму, он с досадой проговорил:
- Эх, надо было тебе в город удирать!
Впереди послышался треск сучьев, негромкие голоса. Гитлеровцы подходили цепью. Стрельба началась сразу…
Девушка бежала следом и, оглядываясь, он видел ее потемневшие глаза и судорожно закушенные губы. Разрывные пули, ударяя в деревья, цокали и фыркали вокруг. Дробь автоматов и крики приближались. Она все бежала за ним, только лицо ее стало совсем белым и она чаще спотыкалась. Еще раз оглянувшись, он увидел, как она поднималась с земли, из ссадины на коленке текла кровь. И теперь она уже еле брела, прихрамывая. Иногда куст орешника или разросшаяся ель совсем скрывали ее, и Рябов останавливался и ждал, пока она снова покажется на тропинке.
Шум погони на мгновение стих. И тогда кто-то совсем рядом пронзительно завопил по-немецки:
- Здесь!
- Бегом! - прикрикнул на нее Рябов.
Но она не могла. Задыхаясь, пошатываясь, ничего не видя, шла, не разбирая дороги, натыкаясь на ветки и пни. Рябов даже застонал от жалости к ней и к себе.
- Пропадем мы тут с тобой!- Схватил ее за плечи и сердито сказал: - Прямо по дороге! В село придешь! Я прикрою!
Но она не двигалась с места. Он с силой толкнул ее на тропинку:
- Уходи, ради бога!
И, встав за дерево, прижал к шелковистой березке ствол пистолета, не торопясь прицелился в показавшуюся среди деревьев фигуру и выстрелил. Короткий стон, быстрая гортанная речь. С новой силой затрещали автоматы. Срезанные ветки посыпались на него. Пятясь, он снова выстрелил. Через полянку тяжело бежали гитлеровцы. Он пригнулся и сбоку из-за куста швырнул гранату. Стрельба сразу прекратилась. И он побежал назад, не оглядываясь. Теперь он был уверен, что они спасены - девушка уже наверняка далеко, мрак в лесу сгустился. Ныр-нул в темный сырой туннель, образованный раскидистыми ветвями, и сразу наткнулся на нее.
- Ты? Чего? Чего стоишь тут?! - с отчаянием почти закричал он.
- Вас дожидалась,- тихо сказала она.
Он хотел толкнуть ее, крикнуть, что она губит и себя и его, что, если б не она, он давно ушел бы от погони… Шум заставил его обернуться. Но он ничего не увидел - белое пламя ослепило и медленно повалило его. И лишь невыкрикнутое слово: «Ухо-ди-и-и!..» - все текло, бесконечно растягиваясь и звеня…
Душный, пряный запах влажной листвы постепенно заполнил пос, рот, грудь так, что стало трудно дышать, и Рябов открыл глаза. У самого лица неподвижно висели большие, белые от луны листья. Тишина. Захотелось потянуться. Но едва шевельнулся, острая боль пронизала правое плечо, шею, ударила в висок. Только тогда ощутил: что-то сильно сдавило лоб, словно прижало к земле. Дотянулся до головы левой рукой - нащупал тугую, влажную повязку. Ранен! Захотел разом вскочить. Только чуть шевельнул ногами. Слабость, непреодолимая слабость во всем теле! Неужели опасно? Была вспышка… Ни удара, ни падения не помнит… Когда же он перевязал себе голову? Где он лежит?.. Мысли текли медленно, лениво. Осторожно, жмурясь от усилия, повернул голову набок, прижался щекой к росистой, прохладной траве. Перевел дыхание, поднял веки. Вздрогнул от неожиданности. В упор на него смотрели глаза, темные и блестящие на белом лице. Девчушка! Он совсем забыл о ней.