Вот и решил Камбала своё искусство Таньке показать. А Танька ... задумалась, что ли. Так испугалась. Прямо затряслась вся. Камбала так и застыл перед ней с разинутым ртом.
Поглядела Танька на нас удивлёнными глазами и убежала. «Есть же на свете такие»,- сказали Танькины глаза.
А меня вдруг такое зло взяло. На Камбалу за то, что лаял. На Таньку, что учиться перешла в нашу школу. На себя за то, что не заступился.
«Вообще-то чего за неё заступаться,- успокаивал я свою совесть,- её же не били».
И всё-таки домой идти не хотелось, и я долго бродил по улице. А дома решил сказать, что был у Вальки.
Я шёл в противоположную сторону от дома, когда неожиданно увидел идущего навстречу Юрия Львовича. Он был нагружен какими-то коробками, свёртками .
- Серёжа,- обрадовался он,- как хорошо, что встретился. Помогай, брат.
- Что это?- спросил я.
- Кому что,- весело ответил Юрий Львович и передал мне часть своей ноши.
Я думал, сейчас будет спрашивать про Таньку или куда я шёл. Но он заговорил о работе. О том, что по их проекту построили для завода Дворец культуры и детский сад. И теперь отделу дали премию.
У нашей двери я собирался уже позвонить, но Юрий Львович остановил.
Он повесил мне на шею транзистор. Сунул мою шапку в коробку, а на меня надел женскую шляпу.
Мне всё это не нравилось. Но, когда он повязался клетчатым платком, стало смешно.
В таком виде мы и предстали перед бабушкой, которая всплеснула руками.
- Инна, Танечка,- закричала она,- Маврикиевна с Никитичной пожаловали.
И не успел никто опомниться, как платок был уже на бабушке, на маме шляпа, у Таньки в руках отрез на платье. А транзистор предназначался мне.
- По какому случаю сие?- спросила мама.
- Премия, - объяснил Юрий Львович.
Мама стала примерять перед зеркалом шляпу.
Мне же не хотелось брать транзистор. Мучило, что не заступился за Таньку и, конечно, она скажет об этом отцу.
Но отказаться от подарка тоже нельзя. У всех испортится настроение, а бабушка скажет, что я невоспитанный.
За ужином Юрий Львович наконец спросил, как у Теньки дела в новой школе.
Я приготовился встать к позорному столбу, но Танька сказала, что в школе всё хорошо.
Гроза прошла стороной, но я не почувствовал облегчения. «Почему она так сказала?- ломал я голову.- Отца пожалела или меня не захотела выдать?»
Но в том и другом случае выходило, что Танька - неплохой человек.
ПРОТИВОРЕЧИЕ
Когда Тенька перешла в нашу школу, выходить из дому мы стали вместе. Иначе бабушка начала бы допрашивать, как да почему.
Но, как только выходили из подъезда, шли в разные стороны. Танька - к школе, а я - в противоположную сторону.
- Ты иди,- говорил я Таньке,- а мне надо за Генкой зайти.
- Ладно, - соглашалась Танька и уходила.
Так продолжалось с неделю. Потом она уже не дожидалась, пока я скажу «ты иди», а торопливо, опережая меня, сбегала по лестнице и исчезала.
Хотя это избавляло меня от лжи, всё-гаки я с тяжёлым сердцем шёл в противоположную сторону.
Завернув за угол и немного постояв, я торопился в школу, стараясь наверстать упущенное время.
В школе я тоже не подходил к Таньке. Боялся, как бы не узнали, что у меня сестрица появилась. Будут на нас глаза таращить да смеяться. И Танька делала вид, что не знает меня. Наверное, видела, что я не хочу этого.
Вообще, с того времени, как мы стали жить вместе, я переменился. Недаром бабушка говорила:
- Серёжа, я не узнаю тебя.
Однако я не весь переменился, а частично. Во мне как будто поселился второй я. Или, как бабушка говорила, «дух противоречия».
И бабушка была права. Я это чувствовал. Потому что противоречие постоянно спорило со мной, с прежним. Оно-то и заставило придумать Генку.
И вообще, со мной стало такое твориться, что самому стыдно. Например, садимся с Танькой за стол, а я на тарелки гляжу. Не хочу глядеть, а противоречие заставляет. Гляжу и думаю: «Если у Таньки мяса больше, значит, бабушка её больше любит».
Наверное, бабушка это заметила. Потому что однажды смотрит на меня как-то особенно и спрашивает:
- Серёжа, ты наедаешься?
- Наедаюсь,- говорю,- а что?
- Так. Ничего,- сказала она.
Конечно, со стороны это выглядело некрасиво. Только бабушка, видно, не понимала меня. Я ведь не из-за жадности в тарелки глядел.
Однажды я спрашиваю Таньку:
- У тебя нет бабушки?
- Нет.
- Жалко,- вздохнул я.
- Чего тебе жалко?- спрашивает Танька.- У тебя же есть бабушка.
- Если б было две,- сказал я,- было бы лучше. Я ходил бы к ней в гости. А иногда мог бы и пожить.
Когда я это говорил, то не смотрел на бабушку. Не смотрел, но чувствовал её удивление.
И верно. Когда я ушёл в комнату, бабушка пришла следом. Я сидел за столом над раскрытым учебником.
Серёжа ...
- Бабушка, я учу уроки,- сказал я и начал читать вслух.
- Учи. Учи, дорогой,- продолжала она стоять за моим стулом. Потом положила мне руки на плечи и сказала:
- Ты прости меня, Серёжа. Стара я. Может, что и не так сделала. А может, мы перестали понимать друг друга.
Голос у бабушки задрожал, и она поспешно вышла. а мне захотелось броситься за ней. Уткнуться в колени, как когда-то маленький. И сказать, что люблю её.
Но я никуда не пошёл. Я бессмысленно глядел в задачник и думал. Обо всех.
Мне впервые пришла в голову мысль, что у нас теперь большая семья. И что у бабушки прибавилось хлопот. У неё часто болит голова. А ей по целым дням приходится возиться на кухне.
И мама не перестала меня любить. Она заходит, садится на краешек кровати. Верно, хочет поговорить. Но я нарочно притворяюсь, что хочу спать.
Но больше всего я думал о Таньке. Да, я не любил её. Не любил за то, что она привязалась к бабушке.
Как-то бабушка приболела, так она и чай ей в постель приносила, и тряпку мокрую на голову клала. И вообще целый день торчала в нашей комнате.
Я просто из себя выходил. Ни маму, ни бабушку я не хотел делить с Танькой. Но приходилось.
СЛОН ИЗ НИЧЕГО
Каждый из нас жил своими заботами. Я много думал о жизни. Наверно, столько думают философы и писатели.
Бабушка, по её словам, с раннего утра ломала голову над меню, а Юрий Львович над новым проектом. Мама после работы бегала по магазинам. А Танька готовилась к конкурсу и не выпускала скрипку из рук.
И ещё я знал о заботах одного человека. Тимофея, который ехал вместе с Танькой на конкурс.
Он часто звонил Таньке по телефону, хотя говорить им было не о чем. Просто они задавались.
Вот их разговор:
- ?
- Привет, Тимофей!
-?
- Играю. А ты?
-?
- Получилось. А у тебя?
-?
- Конечно. Скорее бы.
-?
- Пока.
И всё. Я обзывал про себя Тимофея девчатником. Так я сердился, как говорят, на весь свет, пока не набрался мужества и не спросил себя: «Почему?!»
Поскольку отвечать я решил со всей строгостью, то результат получился неутешительным. Оказывается, не такой уж я хороший.
Про врунов говорят: «Из мухи сделал слона». Это такие люди, которые преувеличивают. Я же делал слоне из ничего. Сначала Таньке врал о разных драках, чтобы от нашей школы её отпугнуть. Потом Генку выдумал, которого во сне даже не видел, не то что наяву.