А тут Валька привязался, чтобы сказал, где живу теперь. Мы ведь раньше ходили друг к другу.
Я выкручивался как мог. Старался на другое разговор перевести. Но Вальке стало подозрительно, почему я не говорю.
И он, верно, выследил меня и в воскресенье явился. Хорошо, что я сам открыл дверь. Будто чувствовал, что Валька пришел.
Ты чего?- испугался я.
- Ничего,- говорит.- Просто так.
- Ой, Валька, к нам нельзя,- тут же сообразил я,
вышел в коридор и прикрыл дверь.- У нас бабушка заболела. Болезнь какая-то заразная. Подожди. Я сейчас .
Когда я оделся и вышел, Валька спросил:
- Серёжка, а ты как же?
- Что как же?
- Заразиться ведь можешь,- посочувствовал Валька.
- Мне укол сделали, который предохраняет,- соврал я, и даже сам удивился, как сразу всё это пришло мне в голову.
Вот так и делал я слона из ничего. Так заврался, что самому противно стало.
Иной раз лежу вечером и думаю: «Всё завтра Вальке расскажу. А то живешь, как шпион. Боишься, вот-вот разоблачат».
Но утром решимость меня покидала. Появлялись другие мысли. Скажешь Вальке, а он проговорится нечаянно. И будут все шушукаться да глаза пялить на нас с Танькой.
Теперь в школе я переживал вдвойне. Чтобы про Таньку не узнали. И чтобы двойку не схватить.
Но от Таньки ведь никуда не денешься. Значит, надо за уроки приниматься. Чтобы хоть не дрожать, что к доске вызовут. И опять же всё из-за Таньки. Сколько раз её вызывали, столько и пятёрок поставили. А мама, как нарочно, за ужином:
- Как в школе дела?
В общем, начал я зубрить. И спина устанет, и шея. И такое зло на Таньку возьмёт. Навязалась на мою голову.
Что ни день, новое переживание. Учительница тему для сочинения придумала. Написать о своей семье. Упасть можно.
Разумеется, я не писал ни про Юрия Львовича, ни про Таньку. Написал, что живу с мамой и бабушкой. Про новую квартиру. Как ходим на лыжах в лес. И как слушаю музыку.
Но я не столько писал, сколько смотрел на Таньку. Возьмёт да расскажет всё как есть.
Я даже записку хотел ей передать, чтобы обо мне молчала. Но не решился.
Думал я о Танькином сочинении до тех пор, пока сам не прочёл. Когда учительница принесла сочинения, я боялся, вдруг Танькино прочтёт всему классу. Она иногда читала хорошие сочинения. А Танька наверняка написала на пятёрку.
Но учительница сказала только, что двоек, к её радости, никто не получил. И раздала тетради.
Дома, как только Танька ушла в музыкальную школу, я разыскал у неё в портфеле тетрадку по русскому языку.
За сочинение она и правда получила пятёрку.
«У меня большое горе,- писала Танька.- Умерла мама. Целый год жили мы с папой вдвоём. А потом папа женился. Теперь у нас новая семья. Но разве можно забыть маму. У меня в комнате висит мамин портрет. И я часто с ней разговариваю. Рассказываю о школе. О друзьях. О папе. Играю ей на скрипке.
В новой семье есть старушка. Она заботливая и добрая. Я называю её бабусей. Хорошо, когда в жизни встречается отзывчивый человек. А мачеху я не называю мамой, хотя она тоже относится ко мне хорошо. Это было бы изменой по отношению к моей маме. Я всегда буду помнить только её».
Обо мне в Танькином сочинении не было ни единого слова. Но я не испытывал радости.
Я сидел над раскрытой тетрадкой, совсем не думая о том, что кто-то может застать меня за этим занятием.
Мне вспомнился наш разговор с мамой в лесу. Она говорила тогда, что все люди родятся с солнечной душой, но не у всех она такой остаётся.
Танька в своём сочинении написала о бабушке и маме. Написала потому, что у них солнечная душа.
И вдруг я понял, что опасения мои были напрасны; Обо мне Танька не могла написать.
ХОЧЕШЬ, ПОДАРЮ ОБЛАКО!
На другой день я пошёл встречать Таньку из музыкальной школы. Увидав меня, она испугалась:
- Что случилось?
- Ничего. Пришёл тебя встречать. Давай понесу скрипку.
- Неси,- как-то недоверчиво протянула она мне скрипку.
Удивление Теньки было понятно. Столько времени я с ней почти не разговаривал. А в школе даже вида не подавал, что знаю её, Может быть, Танька и про выдуманного Генку догадывалась. И все-таки никому не говорила о моей трусости.
Хорошо, что всё это было позади. Мы шли рядом.
И я нисколечко не боялся, что кто-нибудь встретится из нашего класса. Мне даже захотелось, чтобы кто-то встретился. Например, Валька. Я представил, как он будет таращиться на нас. А я просто так скажу, что Танька моя сестра.
Танька искоса поглядывала на меня, И моё хорошее настроение передалось ей. Она вдруг стала прыгать по квадратам, нарисованным на асфальте.
- Какое время года ты больше любишь?-- спросила Танька.
- Всякое,-- сказал я - Только осень не люблю. Дожди. Слякоть.
- А Пушкин любил осень. Он писал: «И с каждой осенью я расцветаю вновь».
- А ты умеешь слушать музыку в тишине? Когда никто не играет, а ты всё равно слышишь?
- Конечно, - сказала Танька.- Иногда просыпаюсь ночью и мысленно проигрываю то, что играла днём. А иной раз слышу и незнакомую музыку.
- А я слышу, о чём говорит сосна.
- Как? - удивилась Танька.
Так, как ты слышишь музыку в тишине. Однажды я чуть не замёрз в лесу. А сосна меня спасла.
Вместо Танькиных глаз на меня смотрели два круглых вопросительных знака.
Я рассказал, как однажды заснул в лесу. И как сосна сбросила на меня снег . Только не сказал, что видел их с Валькой тогда во сне.
Таньке захотелось посмотреть на мою сосну, и мы отправились в лес.
В городе уже не было снега. А, здесь, в лесу под соснами, кое-где ещё пряталась зима.
Танька слепила маленькую снегурочку. И когда подошли к моей сосне, спросила:
- Можно подарить снегурочку твоей сосне?
- Подари.
Танька посадила снегурочку на ветку, и она закачалась, как качаются на деревьях птицы.
- Давай вместе послушаем, о чём говорит сосна,- предложил я.
- Давай, - с радостью согласилась Танька, и мы стали слушать.
Я приложил ухо к прохладной бронзовой коре, и во мне сразу зазвучало: «Я знала, что вы придёте вместе».
- Слышишь? - спросил я.
- Слышу, - улыбнулась Танька.
- Что?
- Скажу когда-нибудь потом.
- Ладно, - согласился я, потому что был уверен, что сосна сказала ей то же самое. Ведь разговаривала то она с нами одновременно.
Мы сорвали несколько веточек вербы и пошли домой.
- Наконец-то пропавшие пришли, - сказала мама, и, как по щучьему велению, у порога появились бабушка и Юрий Львович.
- Где вы были? - спросил он.
- Папа, мы были в лесу,-- сказала Танька.- Мы разговаривали с сосной.
- Ну и ну,- сказал Юрий Львович и с обоих снял шапки. После, когда я лёг спать, мама заиграла свою любимую сонату.
И снова мы шли по мраморной лестнице. И поднимались к звёздам. Только теперь с нами были Юрий Львович, Танька и бабушка, которая раньше всегда оставалась на земле.
Я удивился. Почему я никогда её не брал к звёздам.
И даже не думал, что этим обижаю. Ведь небо такое просторное, И звёзды такие красивые.
Вдруг я увидел белое пушистое облако.
- Таня!- крикнул я.- Хочешь, подарю облако?
- А разве можно дарить облака?
- Можно.
- Серёжа, это же наша снегурочка, которая качалась на ветке. Она прыгнула через солнечный луч. И стала облаком.
Но это мне уже снялось.