Всякий раз, когда из могилы поднимают на свет выкопанное лично мной тело, я чувствую некоторую радость. Этих людей кто-то захотел вычеркнуть из списка живых, их тела преступники попытались спрятать. Но я восстановила справедливость. Нравится мне и помогать уносить тело от места захоронения. Я видела и участвовала во всем, что происходило с останками этих умерших – от обнаружения до освобождения. Как антрополог с лабораторной подготовкой я получаю большое удовлетворение, анализируя останки в поисках биологической информации, поскольку эти данные становятся основанием для официальных отчетов о массовых захоронениях. Сколько мужчин, сколько женщин, сколько детей? Каков средний возраст? Как они умерли? Эта статистика важна, к примеру, для выявления преступлений против человечности. В последующих миссиях ООН, в которых я участвовала, я часто просила разрешить мне начать прямо с поля: самой выкапывать и вытаскивать тела из могил. Место захоронения необходимо исследовать, учитывая его контекстуальную связь с теми, кто там похоронен: знание этого контекста помогает лучше понять детали, которые открываются во время аутопсии в морге.
Глава 4
Человек с протезом ноги
Мы эксгумировали трупы, переносили их в церковь и отдавали в распоряжение патологоанатомам. Вскрытия проводили в палатке. Руководил патологоанатомами Боб Киршнер, директор международной судебно-медицинской программы «Врачей за права человека». Дин работал вместе с патологоанатомами – он определял возраст, пол и рост умерших. Однажды утром, прямо за завтраком, Билл вдруг заявил, что думает отправить в палатку для вскрытий меня, а Дина хочет послать работать в могиле. После этого Билл дважды спрашивал меня, справлюсь ли я с этой задачей:
– Я все никак не могу выбрать, понимаешь? Мне нужен кто-то, кто работает действительно быстро. Ну чтобы мог провести анализ за десять минут, ага?
Дин был единственным антропологом, которого Билл направил в палатку. Так что, наверное, Дин и вправду работал с приличной скоростью. Смогу ли я переплюнуть его? Посмотрим. В конце концов, если я что-то и умею, так это работать за лабораторным столом. Господи, меня учил сам Уолт Биркби! Правда, у судебных антропологов в Штатах обычно есть несколько часов на исследование одного тела, однако, учитывая, в каком состоянии находились тела в этой могиле, я могла значительно ускориться: разлагающиеся ткани легко отделялись от костей, благодаря чему добраться до костей не составляло труда. И все-таки в то утро меня грыз червячок сомнения – справлюсь ли я? Смогу ли доказать Биллу, что он не зря взял меня в команду?..
Палатка для вскрытий стояла на поляне между задними дверями церкви и покоями священников. Трупы попадали в палатку только после того, как в здании церкви рентгенолог делал снимок и проявлял его в обустроенной в одном из переносных туалетов темной комнате. В палатке мы оборудовали три металлических поддона для вскрытий, стол для антрополога и стол для чистки оборудования. Еще у нас был стол для хранения инструментария для вскрытий: запасных лезвий и рукояток скальпелей, медицинских ножниц и пинцетов. На столе судебного антрополога лежала деревянная остеометрическая доска для измерения длинных костей, скальпели, лезвия, мощные хирургические пинцеты для отделения мягких тканей и штангенциркуль для измерения диаметра костей. А еще – запаянные в пластик таблицы с антропологическими стандартами: мы могли, определив стадию прорезывания зубов у трупа (к примеру, по челюсти подростка), не снимая измазанных перчаток, взять таблицу, найти в ней соответствующий возрастной диапазон и тут же внести его в журнал (конечно, для окончательного определения возрастного диапазона мы изучали не только зубы). Когда патологоанатом заканчивал вскрытие, он просто спрашивал антрополога: «Какой возраст у № 291?», – и вписывал данные в отчет.
За одну смену в палатке мы вскрывали около тридцати тел, при этом внешний осмотр проводился в церкви. Иначе говоря, я подключалась к процедуре вскрытия лишь в тот момент, когда кости становились доступны для исследования. Если же мягкие ткани были слишком плотными, прозектор просто обнажал кость от мяса, а затем вручал мне пилу для костей. Иногда, если было время, прозекторы самостоятельно выпиливали костные образцы. Оба прозектора, датчанин Питер Большой Дог и шотландец Алекс Бормотун, были очень приятными и в работе, и в общении. Затем я выкладывала кости на столе, очищала от остатков тканей и приступала к исследованию. За палаткой был прокинут шланг с водой. При помощи мелкого сита и мощной струи воды кости подвергались еще более тщательной очистке от остатков тканей. Точно так же мы отмывали и свой инструментарий для вскрытий. Во время обеда или в конце дня антрополог переписывал свои заметки начисто, а затем передавал их патологоанатому для присоединения к общему отчету о вскрытии.