Я осмотрела лодыжку второй ноги. Линия слияния берцовой кости с эпифизом и здесь была ясно видна: темная, открытая, зияющая. Я наклонилась над черепом, который уже очистила, но не очень тщательно. После удаления всей земли с зубов стало видно, что клык нижней челюсти и второй моляр нижней челюсти только прорезываются, а второй моляр верхней челюсти все еще в зубной крипте. Погибшему было от двенадцати до пятнадцати лет.
Я принялась очищать тело от земли. Я чувствовала, что в забитом грязью правом заднем кармане спортивных брюк что-то есть. Вскоре в моих руках оказалась пригоршня шариков. Множество. Внезапно я подумала о детях. Я вспомнила, как совсем недавно видела маленьких детей, игравших во что-то, напоминающее «древнюю» игру в шарики, а несколько недель назад команда судмедэкспертов устроила футбольный матч со старшими детьми из нашего района. Я наблюдала за теми маленькими детьми, когда пришла с футбольного поля на перерыв (помню, я была очень уставшей). Два маленьких мальчика так долго кидали шарики в траву, что казалось, забыли, зачем они это делают. Было здорово смотреть на играющих детей. Я задумалась, сколь сильно мальчики отличаются от девочек… Девочки изо всех сил спешат войти во взрослую жизнь, пытаясь носить бюстгальтеры, когда у них еще нет даже намека на грудь, начинают пользоваться косметикой без разрешения родителей. Мальчики отстают в этой гонке, лишь иногда присматриваясь к своему отражению в зеркале (не начали ли пробиваться усы?), но в остальном стараются как можно дольше оставаться детьми. У мальчика в моей могиле была горсть шариков в кармане, и это говорило мне о его жизни больше, чем что-либо еще.
Шарики вряд ли имели какую-то доказательную ценность для Трибунала, учитывая, что сам по себе скелет с травмой ясно свидетельствовал о том, что убитый был ребенком и не имел ни малейшего отношения к военным. Дерик выделил мне время на то, чтобы очистить тело и одежду мальчика, поскольку Хосе Пабло захотел показать эту могилу Бернару Кушнеру – одному из основателей «Врачей без границ» и тогдашнему главе Миссии временной администрации ООН в Косово (МООНК). Это его визита мы ждали.
Пока я работала, мне вспомнился приезд генерала Кляйна на могилу в Овчары, и тот человек с планшетом, не сумевший разглядеть тела, лежавшие в нескольких метрах от него. Поэтому я постаралась как можно лучше отчистить одежду погибшего, а еще уделила особое внимание его зубам: их белизна хорошо контрастировала с костями и одеждой, и они были хорошо заметны, что должно было помочь гостям сориентироваться, даже если они будут смотреть на тело под неудобным углом. В очередной раз подняв глаза из могилы, я увидела множество солдат КФОР, стоявших за надгробиями через каждые двадцать шагов. Каждый держал в руках оружие. Примерно в начале пятого на дороге показался кортеж – вот и гости. Хосе Пабло напомнил, что нужно вести себя как можно вежливее, застегнуть синие костюмы до горла (несмотря на риск теплового удара) и продолжать работу. Экскурсию он проведет сам.
Я была сосредоточена на теле и особо не смотрела по сторонам, когда услышала голос Хосе Пабло. Затем на уровне моих глаз появилось около двадцати пар ног в стильной обуви. Я сняла с головы мальчика немного только что счищенной земли, положила ее в ведро, а затем отошла к изножию могилы, чтобы показать, о чем рассказывает Хосе Пабло:
– Здесь вы можете увидеть, в каком состоянии находятся некоторые скелетированные останки, например, этот подросток.
Я подняла глаза на группу вокруг Хосе Пабло: в контровом свете я не могла разглядеть их лица. Липкие капли стекали по моим бровям и губам, волосы прилипли ко лбу. Поведя головой в попытке смахнуть пот, я встретилась глазами с мужчиной, склонившимся к Хосе Пабло. Этому человеку Хосе Пабло адресовал все свои комментарии. Меня удивило, что он не смотрит на тело в могиле. Он улыбнулся мне благодарной и извиняющейся улыбкой. Я улыбнулась в ответ, хотя моя улыбка выглядела скорее усталой гримасой. Позже я узнала, что это был Бернар Кушнер.
После того, как Барни сфотографировал тело, некоторые гости задержались, наблюдая, как мы готовим мешок для тела. Затем гости направились к машинам, а журналисты побежали за ними. Мне почему-то было жаль, что они уходят: приятно было встретить людей из внешнего мира.
Когда мы наконец на носилках перенесли тело мальчика в грузовик-рефрижератор, я вспомнила, как мне нравится эта часть процесса. Раньше я думала, что это чувство зародилось во мне в 1996 году, когда мы поднимали останки в церковь в Кибуе, или когда карабкались по склону в Церске, но на самом деле это собственническое чувство я испытывала уже в Аризоне, всякий раз, когда мы везли из службы судмедэксперта в лабораторию идентификации неопознанный скелет в багажнике машины. Уложить кости в багажник факультетского джипа или поставить мешок для трупов в рефрижератор морга Трибунала – похоже, единственный формальный ритуал, означающий начало перехода Неопознанного в статус Опознанного.