Я свернулась в клубочек на своем лежаке, Грр устроилась рядом, и мы задремали.
Проснулась я почему-то очень рано и обнаружила, что меня укрывает теплый плащ, подбитый мехом. Я спросонья потянулась, укуталась потеплее, и принюхалась. Но вместо привычного запаха леса, ванильного табака и каких-то приправ я ощутила странный металлический привкус и горький запах полыни. Я высунула нос из-под «одеяла». Арагорн тоже уже проснулся и тихо паковал свою сумку.
- Проснулась? Тоже не спится? – он заметил любопытный блеск моих глаз, – тебе повезло. Такой мужчина тебя полюбил. Боромир – прекрасная партия.
Я, не отвечая, села, кутаясь в чужой плащ. Как ему объяснить, что не ради «прекрасной партии» вернулась я сюда? Как ему, наконец, сказать, что на выбор между «моей» реальностью и «чужой» я выбрала «чужую», только потому что он может ее назвать «своей»?
- Арагорн.
- Да?
- Ты вчера радовался моему возвращению?
- Да.
- Тогда я не могу понять твоей холодности сейчас. Представь, что в любой момент мое сердце может снова остановиться, как и твое. Поэтому я боюсь. Не за себя. За то, что не успею что-нибудь сделать. А сюда я вернулась, что бы действовать. Я из другого мира, Арагорн. Я не прошу чего-то невыполнимого. Я прошу только об одном. Представь… Что завтра утро может не наступить для меня.
Бродяжник встал, подошел ко мне. Присел рядом и, вытащив из плаща Боромира, прижал к своей груди, закутывая меня так, что бы мне было тепло. Я прижалась к нему всем телом, ощущая, как через рубашку медленно и неторопливо бьется его сердце. Он скучал. И боялся. А теперь ему легко и спокойно. Потому что я снова рядом с ним, на его коленях, в его плаще. Нет, он не любит меня, как женщину. Я для него – младшая сестра. Но не этого я хотела. Однако мне не хватало гордости встать, отойти, я прижималась к нему крепче и крепче. Так мы и встретили этот рассвет. Когда зашевелились другие, он выпустил меня из объятий, я встала с его колен и потянулась, разминая застоявшиеся мышцы.
С каждым днем мы поднимались все выше в горы.
Дорогие читатели, ниже я поделюсь с вами личными впечатлениями участника горного похода третьей категории сложности по маршруту «Ривенделл-Мория». Для дальнейшего сюжета особого значения не имеет, поэтому можете смело пропускать ближайшие две страницы.
Я всю жизнь хотела оказаться в Средиземье. Думала: «Вот сейчас, окажусь, да как стану неподражаемой Мэри, все будут меня любить… Особенно Арагорн» Фигу. В Средиземье вот, оказалась. А вот здесь мне пришлось меняться. Становиться отважной, учиться сражаться… Да только обучение-то не такое, как пишут обычно романтически настроенные авторессы. Не пишут они о синяках, ссадинах, выбитых суставах. Не пишут так же о грязи, вони, отвращении… Не пишут о выпущенных в сражении кишках, размозженных головах и прочее, прочее, прочее. Наверное, если бы я не умерла, меня бы еще долго мучили кошмары о том сражении с орками. Про угрызения совести предпочитают писать. Не, угрызения – это не дело. Здесь угрызающемуся не выжить. Либо ты, либо тебя. И все.
Впрочем, отойдем от темы. Вот я думала: «Мэри. Значит – красивая». Опять же – нифига. Хотите быть красивой – избегайте Средиземья, как чумы. Почему? А вот представьте. Я. Девушка. Невысокая. Чуть выше Гимли. Вместо волос – жирная, заваренная и остывшая, склизкая лапша красного цвета с ушей свисает. Лицо – лоб белый, повязкой был закрыт. Скулы и подбородок – загорели. Нос – красный в белую пятнышку. И весь загар облезает со страшной силой. Чешется и болит. Фигуры не видно ни черта. Потому что я в трех рубашках, жилете и плаще, а все равно мерзну, ибо 3000 метров над уровнем моря – не хухры-мухры. Завершить свой портрет с подписью «Анти-Сью» могу только тем, что и одежда и кожа равномерно грязные, потные и липкие, а запах стоит тако-о-ой… У-у-у… Если на равнине я еще хоть как-то пыталась поддерживать себя в чистоте, то когда мы вышли в предгорья Карадраса, то это начался мой личный ад.
О-о-о! Теперь-то мы и добрались до самого интересного. Почему-то все авторы забывают о такой интересной локации, как подступы к Карадрасу. Я-то думала: «Ну Карадрас… Ладно, помучаюсь денек, ради этого не стоит отменять мечты о Средиземье…». Оказалась – зря. Ведь горы – это не холмы. Холмы – это вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз… А горы – это вверх-вверх-вверх, а потом думаешь: «как отсюда слезть?». Вот и с Карадрасом так. И это «вверх-вверх-вверх» НИКОГДА не проходится за один день. Ибо – горняшка, жесткий ультрафиолет, тяжелые рюкзаки, скудное питание и так далее. Короче, компактный ад. Или вот еще интересный штамп. Очень часто разные авторессы показывают в своих произведениях, как их героини лезут следом за Братством, размышляя громоздкими и тяжелыми фразами. Шиш. Хотите узнать, какие именно мысли крутятся в голове девушки, бредущей в составе Братства? Извольте.
Камень… Влезть… Сапоги… Раз-два… Раз-два… Черт, рюкзак тяжелый… Плечи болят… Раз-два… Сапоги перед носом мелькают… О-ой! Поехала! Фууух… Выровнялась…. Кажется, ногу стерла… Раз-два… Еще камень, больше… Влезть… Ой, а как отсюда спуститься?
- Араго-о-орн… – жесткие, теплые мужские ладони… Опереться на них… Спрыгнуть… Отворачивается… Сапоги перед носом… Раз-два… Раз-два…
- Кей, что ты там бормочешь? – недоуменно спрашивает Гимли. Ловлю себя на мысли, что привычно шепчу сквозь сжатые зубы на каждый шаг:
- Брюс… Уиллес… Брюс… Залез… Брюс… Уиллес… Брюс… Залез…
Моя мантра для подъема. Очень отвлекает… Молча мотаю головой, мол, без разницы… Странник оглядывается… Видно, состояние отряда ему не нравится, и он командует:
- Привал. Немного отдохнем.
Зараза… Даже не запыхался. А у меня одышка страшная. Еще бы – горная болезнь, что б ее… Хоббиты тоже чувствуют себя хреново. Падают на землю со стонами. Я, ученая, выбираю камень и опускаюсь аккуратно, приваливая к «стене» свой рюкзак и, наконец, позволяю расслабиться монотонно ноющим ногам. Арагорн отворачивается и глядит вниз со склона. Вечером наступает кошмар. Только умный (и загорелый) Бродяжник отделался обожжённым носом. У Боромира все лицо было красное, как у вареного рака, Леголас обжег до пузырей острые эльфийские уши, Гимли словил тепловой удар, хоббиты хныкали и жаловались на больные кисти рук и скулы… Я прижгла нос. Так что вечером вместо того, что бы упасть в обморок, как очень хотелось, я всем мазала обожженные в жестком ультрафиолете части тела.
А-а-а, я же еще про горняшку не рассказала! Представьте себе. Я лезу в гору. Устала до чертиков, а неутомимый (с пружинкой в по… хммм… посохе) Гендальф чухает впереди, в компании с Арагорном. Ноют бедра и, пардон, ягодичные мышцы. Страшенная одышка. Плечи зверски режет узкая и неудобная лямка ранца. Вот плюхаюсь, и чувствую жуткую жажду. Но знаю – пить нельзя, иначе совсем паршиво будет. А когда, наконец, все останавливаются на ночлег, я падаю без сил, думая, что уже не встану. К утру я уже не молодая девушка, а старая развалина-старуха по ощущениям. На завтрак дают мне кусок солонины и сухарь. Раз куснула, два куснула, и все, не лезет больше, хоть руками утрамбовывай. И еще это странное ощущение, когда чувствую настолько оборжавшейся с этих крошек, что кажется, будто беременная тут хожу, как метко сказала когда-то моя подружка Юлька. И еще – думала я, на вершине, в холоде Арагорн (или в крайнем случае, Леголас) сможет нежно меня укутать в свой плащ и мы уснем в обнимку… И снова жуткий облом – НИФИГА! Потому что при горной болезни… Короче, я сбежала от своего жениха, и уж подавно, будущего короля на край поляны, на отдельный лежак. Потому что при горняшке во сне я начала:
1) Брыкаться
2) Лягаться
3) Болтать во сне
4) Дергаться
5) Издавать разные странные звуки
В моей болтовне были: «Лагерь… Зомби». Потом «Какие бубни… Козыри – трефы!», «Арик, подвинься (в интерпретации язвительного пошляка Гимли «Ар, двигайся!»)». Еще лошадиное фырканье, брыкание, и наконец, апофеоз: «Привет всем, святой дух!». Надоело быть предметом издевок каждое утро!