— Матчи на первенство мира легко не выигрываются. Они стоят больших сил и проходят при невероятных нервных перегрузках.
До определенного момента матч в Мерано складывался, как и в Багио, но если тогда счет 4 : 1 был зафиксирован после 17-й партии, то теперь уже после 9-й. При счете 5 : 2 я уже не допустил ошибки, как три года назад. Тогда мне казалось, что самое главное — это одержать победу в пятой партии, а шестая придет сама собой. Теперь же я понимал, что самая трудная победа — шестая, и, выиграв пятую, шел на каждую следующую встречу с одной мыслью: «Играть и победить».
Стоит добавить, что счет 5 : 2 был после 14-й партии. Затем последовали три ничьи, и Карпов победил в последней, 18-й партии.
По окончании матча из Мерано в Москву ушла следующая телеграмма:
«Генеральному секретарю ЦК КПСС Председателю Президиума Верховного Совета СССР товарищу Леониду Ильичу Брежневу Многоуважаемый Леонид Ильич!
Рад доложить, что Ваш наказ выполнен. Одержана еще одна победа в матче за мировое первенство по шахматам, и я вновь защитил звание чемпиона мира.
В сложных условиях борьбы за шахматную корону я и все члены советской делегации ощущали Вашу повседневную поддержку, заботу и внимание горячо любимой Родины, за что приносим ЦК КПСС, Советскому правительству и лично Вам, Леонид Ильич, сердечную благодарность и сыновнюю признательность. Заверяю Вас, Леонид Ильич, что и в дальнейшем я не пожалею усилий для развития шахматного искусства и укрепления позиции советского спорта.
Чемпион мира Анатолий Карпов.»
Вскоре последовал ответ:
«Чемпиону мира по шахматам А. Е. Карпову.
Дорогой Анатолий Евгеньевич!
Благодарю Вас за телеграмму. Мне доставляет большое удовольствие вновь, как и три года назад, горячо и сердечно поздравить Вас с замечательным успехом — завоеванием звания чемпиона мира по шахматам. Советские люди с огромным вниманием следили за Вашей игрой и с глубоким удовлетворением восприняли сообщение о Вашей победе. Приятно отметить, что в сложном и ответственном поединке Вы проявили высокое творческое мастерство, подлинный советский характер, выдержку и самообладание, еще выше подняли славные традиции отечественной шахматной школы. Желаю Вам доброго здоровья, счастья и новых побед во славу нашей социалистической Родины.
Л. Брежнев.»
По возвращении в Москву Карпов был награжден орденом Ленина. Правительственными наградами отметили также членов делегации Карпова и руководство Шахматной федерации СССР. Я получил орден Дружбы народов. Правда, вручали нам награды не в Кремле, а в Спорткомитете.
Будучи главой квалификационного комитета ФИДЕ, я изредка выезжал в штаб-квартиру ФИДЕ в Амстердам для решения неотложных вопросов. Одним из них было распределение участников межзональных турниров на равноценные группы. Обычно при мне была инструкция, как должны быть распределены советские участники. Мы с каждым из них советовались, обсуждали все с Батуринским, а затем отдавали список руководству Спорткомитета на утверждение. В Амстердаме я настаивал, чтобы наши пожелания были учтены. У Олафссона оказывались свои проблемы, ведь с подобными просьбами к нему обращались и другие участники. Как правило, он стремился всех удовлетворить.
В 1982 году предстояло провести три межзональных турнира — в Лас-Пальмасе, мексиканской Тулуке и Москве. Когда после долгих споров были удовлетворены пожелания советских участников, Олафссон обратился ко мне с просьбой:
Яков Мурей просится в Москву. Ведь у него там остались больная мать и тетка.
Я как мог пытался упираться. У СССР с Израилем тогда не было никаких отношений, наши спортсмены туда не ездили, израильтяне к нам — тоже. Однако в 1980 году возник прецедент: в Олимпийских играх в Москве участвовала команда Израиля. Это не афишировалось, но столичные евреи оказались в курсе дела и приходили болеть за соплеменников, что вызывало головную боль у руководства Спорткомитета и разных других служб, стремившихся до минимума ограничить контакты израильтян с нашими людьми. Увидев мое упорство, Олафссон в сердцах упрекнул:
Юрий, почему так получается? Когда мы идем навстречу вашей федерации, это считается нормальным, когда что-то просит ФИДЕ, вы возражаете. В конце концов, надо же помочь Мурею!
У меня не нашлось аргументов, чтобы ему возразить, и я согласился.
В Спорткомитете это вызвало большой шум. Поморщился Батуринский, был недоволен Ивонин. Конечно, мне этого решения простить не могли. Проявлять самостоятельность в подобных вопросах, которые считались политическими, не рекомендовалось.